Веха

Проснулся я тогда, когда стало светать, но не из-за этого, а из-за того, что петухи стали орать по всей деревни. Особенно наш петух, а их, кстати, у нас было пять штук, орал особенно звонко. Я всегда на него сердился, но потом, очнувшись ото сна, благодарил его за то, что не дал мне проспать восход солнца. Сегодня погода была пасмурной и прохладной. Я вспомнил, как дед Еремей предупреждал нас, чтобы потеплее одевались, если пойдём в ночное и улыбнулся.

– Вот старый! – подумал я, выглядывая из своего укрытия на сеновале. – И откуда он узнал, что сегодня будет прохладно? Вчера ведь даже после дождя и то парило!

На сеновале мне было тепло. Подо мной лежал старый дедов тулуп, его я уложил в небольшое углубление, сделанное прямо в сене, и поэтому, укрывшись также старым, ватным одеялом, я спал на сеновале до самых заморозков, не ощущая холода. Братья, Александр и Василий, иногда тоже приходили ко мне на сеновал, если приходили поздно, а вернее рано утром со своих гулянок, а вообще они спали на чердаке в доме. Там они соорудили что-то наподобие комнаты, и тоже почти до самых заморозков находились там. Только, когда уже наступали холода, мы тоже переселялись в дом, и я, вместе с Иваном и Александром осваивали печь. Василий, как я уже говорил, спал на отдельной кровати, а сестрички на обширных полатях.

Идти в такую погоду на поле, или Городец, смысла не было, спать тоже уже не хотелось и я, достав сказки, стал их читать. Сказки я не читал, как это делают обычно люди, я жил в них, участвуя во всех событиях, которые описывались в сказках. Когда я начинал читать, то время для меня останавливалось, и если бы меня не отвлекали, то мог читать весь день, не бегая в дом, чтобы поесть. Учиться я не очень-то любил, так как там заставляли учить то, чего мне не хотелось, а то, что желал я, в школе не проходили. Вообще-то я любил географию, особенно историю, очень легко мне давалась арифметика, да и писал я неплохо, как говорила моя учительница, Мария Ивановна. В принципе, зимой времени на уроки было больше, чем летом, поэтому я успевал всё поделать ещё до наступления ночи. С керосиновой лампой не очень-то разгуляешься, да и отец всегда бурчал, чтобы экономили керосин.

– Нечего зазря керосин жечь! – бурчал он, оставляя фитиль на самом малом огне. – Для этого есть день, вот и управляйтесь!

Где-то, через полчаса, как я начал читать, во двор вышла мать и, посмотрев в мою сторону, пошла в сарай к скотине. Через минуту послышалось кудахтанье и хрюканье, замычали коровы, стали кричать утки и гуси, а также блеять овцы. В общем, всё, как всегда. Вся птица стала вылетать из сарая во двор, за ними вышли и овцы, а мать принялась доить коров. Весь этот процесс длился минут двадцать и она, с двумя вёдрами молока направилась в дом. Потом она собрала яички, и принялась кормить скотину. К этому процессу подключилась Дуся, которая вышла следом за матерью, когда та относила молоко в дом. Ещё через некоторое время, на улице послышался свисток пастуха, и мать с Дусей засуетились возле коров, выгоняя их со двора. В это время во двор вышел Сашка и погнал уток с гусями к реке, а я продолжал сидеть в своём укрытии, не имея ни какого желания покидать его, но пришлось, так как позвала мать завтракать. Завтрак у нас всегда был рано, так как мать уходила на работу, как, собственно и отец, да и остальные взрослые. Когда мать работала на ферме, то вообще уходила на работу в потёмках, но, правда, часа через два прибегала домой и управлялась со своим собственным хозяйством. Такова она крестьянская жизнь.

Воздух был перенасыщен утренней влагой, рассыпаясь бисером вокруг нас. Я высунул голову из своего укрытия, попав в это самое пространство, и тут же нырнул обратно. Погода явно испортилась, и больше походила на осеннюю, чем на летнюю, хотя на улице уже и был август месяц.

Как бы то ни было, но мне всё равно пришлось покинуть своё гнездо и пойти в дом, тем более что желудок требовал пищу, так как вчера вечером я так и не поел, обессилив за день от работы!

– Павел! – сказала мать, подвигая мне миску с тушёной картошкой, поставив на столе большую миску с простоквашей, а также огромную сковороду с яичницей. – Ты сегодня с Ванюшей займись дровами, и сложите их под навесом, где ты спишь, а то отец говорил! Он сегодня вернётся и будет сердиться, если не уберёте! Понял?

– Да понял! – пробурчал я недовольно. – Куда их там складывать, там и так всё забито дровами?

– Всё, да не всё! – прикрикнула мать на меня. – Что за манера обсуждать то, что тебе поручается? Просто сделай и всё! Зима все дрова съест! Неужели не понятно? Если мало места, то укладывайте повыше!

– Хорошо говорить – повыше! – думал я, насупившись, но перечить матери побоялся, зная, чем это обычно заканчивается. Подзатыльник, это в лучшем случае, а то и пугой можно получить!