И вот на репетиции парада Жуков уже близко подходит и кричит: «Вольно! Вольно!» По этой команде шашку надо вложить в ножны. И каждый втыкал, как только мог. Жуков подошёл к начальнику училища, и как он его ругал! Только деревянные уши могли это выдержать. Дал ему срок – через два дня прийти сюда, и чтобы вся рота выглядела как положено.
Пришли мы назад в казармы понурые, подавленные и расстроенные, что так всё нехорошо получилось. Начальник курсов спросил:
– Кто из вас знает эти приёмы?
Когда я учился в ашхабадском пехотном училище, у нас машин не было, были лошади. И эта подготовка входила в программу обучения. Вывеска, выводка и так далее. Я это всё знал и умел делать хорошо. И вышел вперёд:
– Я умею!
– Вот тебе два часа сроку. За два часа научи.
– Товарищ полковник, за два часа невозможно научить! Это не так просто.
– Ладно, до вечера, до ужина!
Я начал заниматься со всей ротой. До вечера мы всё отработали. Офицеры есть офицеры, подготовленные, образованные, дисциплинированные люди. К ужину все команды с шашкой выполняли по одному щелчку. Красиво было смотреть. На караул брали и опускали, всё шло очень чётко. Когда закончили те занятия, пришёл начальник курса. Я скомандовал:
– Рота, смирно! Для встречи на караул!
Полковник посмотрел, доволен остался:
– Ну, выглядит совсем иначе! Спасибо, отбой.
Мы прошли на параде хорошо, слаженно всё было отработано. Простил нам Жуков наш казус.
Германия. Карта
После окончания курсов по подготовке офицеров меня направили служить в Германию – на ту же должность командира учебной роты. Но в Германии судьба поступила со мной иначе. Хлеще гораздо. Принял я учебную роту. Ну, Германия есть Германия. Одно нельзя, другое нельзя, пятое нельзя. Прослужил я командиром роты около года.
Как-то вызвал меня начальник штаба полка:
– Мне сказали, что у тебя хорошая графика. Карты умеешь читать и хорошо оформлять схемы, писать донесения, доклады.
– Да, это так.
– Ты на роте сидишь?
– Посадили, вот и сижу.
– Давай ко мне помощником в штаб полка.
– Вы знаете, это не моё и не по мне. Я привык быть командиром. Вряд ли у меня получится…
– Давай посмотрим.
И я начал у него работать. Проработал всю зиму, всё шло хорошо. Начальник штаба был доволен, ему не приходилось ни во что вникать. Нужно написать приказ, донесение, доклад, составить программу боевой подготовки полка, такой вот документ колоссальный, – я писал. Так мы проработали вместе ровно год.
И вот зима 1951 года. Получили телефонограмму из Магдебурга, где стоял штаб дивизии: срочно представить схему охраны и складов.
Снегу в тот год намело, а склады в лесу стояли. Это то место, откуда немцы запускали ракеты «Фауст» по Англии. Поехал туда, целый день с утра до поздней ночи лазил по снегу, нашёл всё, что надо было, нарисовал. У немцев очень красивая тушь была: красная, синяя, зелёная, яркая очень, и бумага хорошая белая. Добросовестно всё нарисовал, и эту схему должен был подписать начальник штаба полка, чтобы я её наутро отвёз в дивизию. Утром пришёл, спрашиваю дежурного: «Где начальник штаба?»
В полку было целых пять полковников – командир полка и четыре заместителя. Я не знаю, какую цель преследовало министерство, делая такой расклад. Ни самому командованию, ни правительству до сих пор это не ясно. Все полковники. Что они делали в Германии? Делать было им там нечего. Абсолютно! Мы жили в военном городке, а они – в отдельном коттедже и целый день играли в карты. Что там со скуки только вытворяли! Они играли на интерес. Если ты, например, проиграл, раздеваешься до кальсон, залезаешь на стол или под стол и кукарекаешь… Ну, конечно, эта игра сопровождалась выпивкой.
Я утром, без всякой задней мысли, пошёл туда. Дверь заперта, не могу попасть. Кое-как достучался, открыли мне. Я говорю, так и так: надо подписать эту бумагу, мне нужно к десяти часам привезти её в Магдебург. Начальник штаба берёт схему, что у меня в руках, и красный карандаш.
– Что ты эту стрелу так нарисовал?! Её надо было вот сюда. Вот так вот. Ты её вот сюда нарисуй. А это вот так, а это вот так.
Смотрю я на свой испорченный красным карандашом чертёж, и такая обида меня берёт!
– И что теперь делать?
– Возьми да перерисуй.
– Знаете, товарищ полковник, чтобы это перерисовать, нужно двое суток. Потому что после каждой проведённой линии надо дать ей возможность высохнуть. Второй линии нельзя проводить, пока не высохла первая.
– Ну и что? Тебе делать всё равно нечего.
Вот эти слова меня ранили до глубины души. В грош он ни меня, ни мою работу не ставил! Дискредитировал меня перед командиром дивизии – я схему должен был к 10.00 представить. А теперь что?! Я пришёл на своё рабочее место, позвонил командиру дивизии. Командовал дивизией тогда Маршал Советского Союза Владимир Фёдорович Толубко. Он меня лично знал хорошо. Я непосредственно был с ним в контакте, писал донесения на учениях, сведения, сводки и так далее.