Вектор ненависти

– Солнечная активность, – тихо пояснила Репова.

– Да хоть лунная! – продолжала наседать Удальцова. – У нас же почти уголовное дело нарисовалось. Хорошо, что бабуля жива. И какой позор для школы: на весь интернет прославились. Больше миллиона просмотров. Вдумайтесь: сколько человек полюбовались, как два наших… ученика дурью маялись. И половина – лайкнули. Половине это понравилось!

Все молчали, и Удальцова принялась за соцпедагога и психолога:

– Прежде всего обращаюсь к вам. Оцените положение дел.

Обе ответчицы молчали.

– Тогда я дам оценку: неудовлетворительно.

Возражений не последовало.

– Нужны меры. Надо что-то предпринимать.

– Ни Тосин, ни Кулаков с Ермолаевым не стояли на внутришкольном учёте, – оправдываясь, подала голос соцпедагог.

– А теперь – стоят. Проведите классные часы, расскажите ребятам об опасности интернета, об ответственности за собственные поступки. Действуйте, пока ещё один нежданчик не случился.

Словцо «нежданчик», заменявшее в лексиконе Удальцовой приличествующие случаю бранные и матерные обороты, сигнализировало подчинённым, что безопасней во всём согласиться с начальницей и сдать позиции, чем продолжать отстаивать собственную, пусть и неплохо укреплённую, точку зрения.

Назавтра Репова подошла после уроков к Вяльцеву.

– Андрей Александрович, нам, видимо, вместе на КДН ехать?

– Вы там ни разу не бывали? – догадался Вяльцев, вдруг обрадованный перспективой встречи с Ольгой Михайловной вне школьных стен.

– Честно говоря, да.

– Поедем, возможно, в один день, но время назначат разное. Там по очереди дела разбирают.

– Я как-то не подумала… – Репова смутилась, словно школьница.

– Да и я там бывал не часто. Ничего приятного, сами понимаете. Но вас там вряд ли будут отчитывать. Прямой вашей вины нет, и инцидент произошёл во внеучебное время. Достанется ученикам и родителям.

– Прямо поветрие какое-то… В вашем классе, в моём… Чего им только не хватало?

– Да всего того, чего и остальным в их возрасте не хватает: внимания, возможности выделиться, самоутвердиться. Ну, и ума не хватает. Переходный возраст.

– Я понимаю. Но ведь семьи у них благополучные, полные.

– Это роли не играет. Наоборот, в трудных семьях всё сразу видно. Приблизительно ясно, чего ожидать. А вот в благополучных случаются такие сюрпризы с детьми… Обычно в первую очередь винят родителей: безразличны к ребёнку, не занимаются его воспитанием. Спорить с этим непросто. Но сейчас сами взрослые как будто бессильны перед интернетом. Я разговаривал с родителями Тосина, и они уверяли, что с сыном у них хорошие отношения. Серёжа часто рассказывает им о том, что происходит в школе; показывает свой дневник; просит помочь, если возникают сложности с домашней работой. В общем, с виду – нормальные отношения. Но есть у мальчика какое-то свое личное пространство, куда родители не вторгаются. Тоже, вроде бы, правильно: нельзя устанавливать тотальный контроль, ребёнку необходим свой потайной уголок. И вот в этом уголке и заводится всякая гадость.

– И что же теперь?

– Не знаю. Как-то дезинфицировать потайной уголок втайне от ребёнка… Мы ведь, признаться, больше теоретизируем, да и смотрим на проблему со стороны. Не наших же детей на КДН вызывают.

Тут Вяльцев понял, что его повело куда-то не туда, и, мягко улыбнувшись, извинился и завершил беседу, отговорившись мнимой занятостью. Репова, поблагодарив его за разъяснения, ушла, не в силах подавить беспокойства. И чем дальше, тем больше усиливалась её нервозность. Когда же в школу пришло извещение о дате и времени проведения КДН, молодую учительницу и вовсе бил мандраж, который она изо всех сил скрывала от коллег и учащихся: обнаружить свою психологическую слабость оказалось бы для неё позором.

Рассмотрение дел назначили на один день, только Кулакова и Ермолаева пригласили раньше, чем Тосина. Вероятно, причина была в том, что их случай выглядел куда серьёзней, а с Тосиным долго возиться не планировали.

В назначенное время Вяльцев явился в здание администрации района, даже внешний вид которого отдавал казёнщиной, и отыскал кабинет, где заседала комиссия. Серёжа и его мама уже ждали в коридоре. До назначенного времени оставалось чуть больше пяти минут, и Вяльцев решил подбодрить воспитанника:

– Не волнуйся. Это – как совет профилактики. Ничего страшного. Главное: держи себя в руках, – и протянул ученику руку для пожатия. Тот, несколько озадаченный, вложил в ладонь учителя свою, и Вяльцев крепко пожал её, слегка тряхнув: – Будь мужчиной.

– Постараюсь, – покраснев, ответил Серёжа.

Вскоре дверь открылась, и из кабинета стали выходить: соцпедагог Тамара Васильевна, явно озадаченная; Репова, бледная и подавленная; Кулаков и Ермолаев, пунцовые, пристыженно опустившие головы; их родители, с серыми лицами и поджатыми губами. «Пытали их там, что ли…» – с недобрым предчувствием подумал Вяльцев.

– Влепили штраф, – шепнула Вяльцеву Тамара Васильевна.

– Штраф? – удивился тот. – Вот так сразу?..