Веление долга

Недавно фронтовые товарищи напомнили мне об одном таком ударе. Это было в момент, когда наши транспортные суда покидали Таллин. Часть из них держала курс на Ленинград, а остальные шли к нам, на Ханко. Гитлеровские торпедные катера поджидали их в заливе. Когда нашим судам оставалось пройти до своей базы всего несколько десятков миль, фашисты пошли в атаку. В это время пара истребителей из звена старшего лейтенанта Цоколаева получила приказ - прикрыть свои транспорты. Она поспешила морякам на помощь. Летчикам удалось дважды отогнать противника.

Но вот истребители израсходовали весь боекомплект. Цоколаев передал по радио: «Нужно подкрепление». В воздух поднялись все истребители, готовые к вылету. Тем временем пара Цоколаева стала проводить ложные атаки. Вначале хитрость удалась, но вскоре фашисты поняли, что наши истребители остались без снарядов. Противник снова стал выходить на боевой курс. Если бы мы хоть на минуту задержались с вылетом, транспортам пришлось бы худо.

Приказав ведомым бросать бомбы только при полной уверенности в поражении цели, я первым пошел в атаку.

Эти секунды пикирования потребовали от каждого из нас огромного напряжения. Раньше мы бомбили вражеские цели обычно звеньями, по ведущему. А теперь группа наносила удары с индивидуальным прицеливанием. Каждый летчик должен был самостоятельно [33] делать расчеты. «Как справятся с этим ведомые?» - мелькнула в голове тревожная мысль.

Сбросив бомбы и выведя самолет из пике, я отвернул в сторону и начал набирать высоту. В этот момент над ведущим вражеским катером взметнулся столб воды и дыма. Он стал погружаться. Вот вспыхнул другой катер - его подожгла первая пара ведомых. Но что такое? Вторая пара, которая действовала правее, почему-то лишь пикировала, а не бросала бомбы.

Неужели мои товарищи испугались заградительного огня пулеметов? Может быть, у бомбосбрасывателей их самолетов не сработали замки?

Но думать об этом было некогда. Наши яростные атаки заставили фашистские корабли усиленно маневрировать, чтобы уклониться от бомб и снарядов. Боевой строй отряда торпедных катеров нарушился, Враг уже перестал думать о нанесении удара по нашим транспортам и повернул к своей базе. Мы в это время вели огонь по гитлеровцам из пушек. Фашисты поставили с уцелевших катеров мощную огневую завесу. Но и она не испугала летчиков. Мы преследовали противника до тех пор, пока не израсходовали боезапас.

Победа была полной. Огорчило меня лишь поведение второй пары истребителей. «Почему они в самом начале боя не сбросили бомб?» - эта мысль не давала мне покоя при возвращении на аэродром. Ведь последующие действия молодых истребителей были отличными: они смело выходили в атаку, точно сбросили бомбы и подожгли катер.

Едва самолеты приземлились, я спросил у ведомых:

- Почему не бомбили с первого захода? Замки заело?

- Нет, - ответили они. - Мы действовали так, как вы приказали: каждую бомбу старались сбросить точно в цель. А сначала у нас не было уверенности в том, что не промахнемся.

Во время разговора к нам подошел начальник штаба части Петр Львович Ройтберг. По выражению его лица было видно, что он расстроен. [34]

- Поздравляй, - говорю ему. - Отработали правильно.

- Поздравляю, Леонид, - отвечает он, а взгляд почему-то отводит в сторону.

- Что случилось? - спрашиваю. - Не мучай, Петр Львович, с дочкой произошло что-нибудь?

(Незадолго до этого добрые люди, невзирая на сильный артиллерийский огонь, вывезли с Ханко мою дочь Надю, и я не знал о ней ничего.)

- Нет, - отвечает Ройтберг. - О дочке ничего неизвестно. Есть другая новость… Фашисты разбомбили поезда на станции Бологое…

Ройтберг, как и я, знал, что моя жена во время этой бомбежки находилась проездом в Бологое. «Что с ней?» - с болью в сердце подумал я. Лишь много месяцев спустя, находясь в Алма-Ате, я узнал, что жена, которая в момент налета гитлеровской авиации на Бологое действительно находилась в одном из поездов, была ранена. Но она ни слова не написала мне об этом: не хотела меня волновать. И сейчас на аэродроме я с тревогой думал: «Что же стало с женой? Ведь она поехала на Большую землю искать дочь».

В эти грустные для меня минуты на помощь, как всегда, пришли друзья. Они знали, что поправить мое настроение может лучше всего боевой вылет.

- Леонид Георгиевич, - передал мне командир по телефону, - поведешь группу на штурмовку.

- Спасибо! - ответил я. - Жарко будет врагу от этой штурмовки…

* * *

Гарнизон полуострова Ханко вел героическую борьбу до тех пор, пока не пришел приказ о перебазировке на Большую землю. Среди последних покидали Ханко и мы с начальником штаба полка Петром Ройтбергом.

Машина прилетела за нами в темную дождливую ночь. Привел «МБР-2» - одномоторный деревянный гидросамолет - летчик Пушкин, бывший истребитель, переведенный в лодочную авиацию по здоровью. Он уже более восьми часов пробыл в воздухе. А ему еще предстояло лететь с нами. [35]