Вельяминовы. Дорога на восток. Книга 1

— Так будет правильно, — наконец, сказала она. Вырвав из тетради чистый лист, Марта написала: "Дорогой Питер!".

Франсуа, что стоял, прислонившись к стене дома, прислушался, — за углом мяукала кошка, и сказал брату: "Он уже близко. Я пойду к ребятам. Ты поднимайся, и как следует, все там проверь. Этот Марат уехал. Я сегодня сам проследил, как он в почтовую карету садился. Так что там чисто".

Робер вытащил из кармана отмычки и полюбовался их блеском в свете луны: "Тебе, зачем туда ходить? Ребята сами справятся. Их там пять человек, и кулаки у них немаленькие".

Франсуа засучил рукава холщовой куртки и холодно ответил: "Месье Робеспьер пожалеет, что на свет родился. Ты, как закончишь, — поводи свечой в окне, мы его отпустим. Убивать я его не собираюсь, не бойся".

Кошка опять, пронзительно замяукала, луна скрылась за тучами, подул резкий ветер. Франсуа, коснувшись руки брата, велел: "Иди".

— Мерзавец, — подумал он, — сворачивая за угол. "Подонок, так поступить с мадемуазель Жанной…, Был бы Барон жив — он бы за свою дочь отомстил, конечно. А раз нет его — так мы должны это сделать. Папаша наш покойный и Барон — подельники были. Все равно, что семья. Месье Корнель, он дворянин, на дуэль хотел его вызвать, а мы по-нашему с этой мразью разберемся".

Он заглянул в темную подворотню, и кивнул: "Пошли, навстречу ему. Кошелек тоже возьмем, цацки, я у него перстень золотой видел".

Франсуа провел рукой по коротко остриженной голове. Он вразвалочку, медленно, направился навстречу невысокому, легкому человеку, что как раз появился на улице.

— Ну и грязь, — поморщился Робеспьер, обходя лужу. "Стоит дождям пройти — весь Париж в дерьме тонет. Ладно бы трущобы, но тут дорогой квартал, хороший. Жан-Поль эту квартиру купил, когда был придворным врачом у графа д’Артуа. У него тогда еще деньги водились. Правильно, — мужчина усмехнулся, — на политике много не заработаешь. Это пока, конечно. Как только Бурбоны сядут в тюрьму — нация получит их казну. Хоть дороги замостим".

Он остановился. Устроив удобнее бумаги под мышкой, Робеспьер посмотрел в сторону реки: "Мадемуазель Бенджаман спектакли отменила. Наверняка лежит сейчас, плачет. Скоро я там появлюсь, утешу мое сокровище. Отличный будет брак — лидер революции и звезда сцены. Народ ее любит, будет рад такому выбору".

Он представил себе ее — высокую, величественную, с распущенными по плечам волосами, идущую под руку с ним к алтарю.

— Не алтарь, конечно — поправил себя Робеспьер. "Мы уничтожим алтари и будем поклоняться Разуму, или Верховному Существу. Надо будет и старый календарь отменить, от него так и несет религией. Все будет новым, — он поднял голову к беззвездному, затянутому тучами небу, — новая власть, новая Франция. Я буду ее правителем".

Робеспьер улыбнулся, подходя к своему подъезду: "Жан-Поль объезжает провинциальных депутатов. Надо, чтобы большинство их появилось в Париже еще до весны. Тогда мы сможем разработать план действий. Знал бы Бурбон, что мы встречаемся у него под самым носом, в Версале. Далеко, конечно, долго добираться, но тут, в городе — все доносчиками кишит, или вообще — иностранными шпионами, вроде этих Экзетеров".

— Месье, — услышал он сзади ленивый голос, — месье, вы что-то обронили.

Мужчина — ростом вровень ему, в простой, холщовой куртке, которую распирали мощные плечи, — протягивал ему ключи. Фонарь был далеко, человек стоял к нему спиной. Робеспьер только и смог увидеть, как блеснули в улыбке его зубы.

— Спасибо, месье, — искренне ответил он. Тут же, охнув, выронив ключи и бумаги в лужу, Робеспьер согнулся от резкого удара в бок.

— Помогите! — крикнул Робеспьер, но тут на него со всех сторон, обрушилось еще несколько ударов. Он почувствовал, как трещит его сюртук. Тот же голос, — смутно знакомый, — велел: "Отдавай деньги, мерзавец! И кольца свои снимай, а то сейчас пальцев лишишься".

— Только не убивайте, — забормотал Робеспьер, стоя на коленях, сглатывая кровь, что капала из разбитых губ. "Не убивайте, я все отдам".

— То-то же, — усмехнулся кто-то из банды. Главарь, приглядевшись, коротко свистнул: "Уходим!"

— Я бы ему, конечно, сказал на ухо, — подумал Франсуа, оказавшись в подворотне, — за что его били. Но ведь эта гнида в префектуру побежит, а я мадемуазель Бенджаман обещал молчать. Неприятности нам не нужны. Ладно, синяки у него не скоро сойдут".

Робер шмыгнул во двор: "Нет ничего, я все обсмотрел. Вряд ли он письмо под половицами спрятал. Да и вообще — там даже шкап с замком и то, не стоит. Все на виду, на столе валяется. Бумаги его, всякая политика, — брат усмехнулся и сплюнул в лужу.

Франсуа пожал руки мужчинам: "Расходимся по одному, по лестнице наверх, и потом — по крышам".

Он потрепал брата по плечу: "Пошли, мадам Марта обещала нам утку оставить, а то я что-то проголодался. Вот и славно, что там нет ничего, — добавил он, уже открывая дверь черного хода, — меньше хлопот для всех".

Тучи рассеялись. Робеспьер, злобно выругавшись, прихрамывая, пошел к своему подъезду. "Голос знакомый, — все думал он. "Где же я его слышал? Потом вспомню".