Он отпер замок. Шагнув в темную переднюю, вдохнув запах табака, он обессилено сполз на дубовые половицы, тяжело, с присвистом дыша.
— Вспомню, — пообещал себе Робеспьер.
Лакей поставил на круглый стол орехового дерева серебряный кофейник и неслышно вышел. Марта разлила кофе: "Спасибо тебе, что так быстро приехал. Прямо как на воздушном шаре, — она улыбнулась.
— В проливе не штормило, за три часа прошли от Дувра до Кале, — Питер поднес к губам чашку и тут же опустил ее. "Он бледный такой, — подумала Марта. "Это не усталость, он просто волнуется".
— Вот, — Питер, непонятно зачем, поправил и так безукоризненно завязанный, темно-синий, шелковый галстук.
— До Дувра, с подставами, тоже за три часа доехали, и тут — сто восемьдесят миль, это шесть часов всего лишь. У меня все рассчитано, давно уже. Меньше суток, с тех пор, как твое письмо привезли. К мальчикам я ездил…, - Питер сбил с рукава синего сюртука несуществующую пылинку, — с ними все хорошо, Тедди выиграл приз за латинское сочинение, он тебе сам напишет…, - мужчина внезапно осекся и поднял лазоревые глаза: "Марта…"
Женщина потянулась и положила свою маленькую руку на его ладонь — смуглую, сильную, с изящными пальцами.
— Что она тебе тогда написала, — вздохнула Марта, закинув ногу на ногу, — летом, так, то от страха было, дорогой мой. Ты прости ее, Питер. Девочка запуталась, не знала, куда ей кинуться. Прости, — повторила она. Питер, поднявшись, походил по изящной, обтянутой серебристым шелком, столовой.
За окном была полуденная рю Мобийон. Он прислонился лбом к стеклу: "Как похолодало, все в шарфах уже. Зима скоро, и листья все облетели. Господи, неужели…, неужели можно все вернуть? Она будет сидеть напротив меня, в кресле у камина, с вязанием, и вокруг будут дети, наши дети…"
Марта откашлялась и потянулась за шкатулкой с сигарами: "Вот только везти ее никуда нельзя. Бойер ее осматривал, и, учитывая, то, что уже случилось, один раз…"
Питер похолодел: "Так вот почему она мне написала. Девочка, бедная моя, как ей было больно, как одиноко. Господи, если бы я знал, я бы не дал ей уехать, я бы поговорил с Тео…"
— Так вот, — Марта прикурила от свечи, — непонятно, что в тот раз было, но сейчас Бойер велел ей лежать, как только об этом услышал. Он, — женщина вздохнула, — наверное, разрешит ее перевезти в деревню, но не дальше. Родит, в июле, и забирай ее в Лондон, на здоровье. Ее и малыша.
Питер все стоял. Марта увидела, как сжимается его рука. "Этот…, человек, — наконец, спросил Питер, — он не будет мешать нашим планам?"
— Не будет, — Марта выдохнула дым. "Он вообще больше не появится на набережной Августинок. Лучше бы, конечно, Жанну и, правда — в деревню отправить, вот только как ты…"
— Я все устрою, — уверенно сказал Питер. Он улыбнулся — как всегда, когда все в его голове становилось ясным и понятным, и не оставалось больше сомнений.
— И что сомневаться, — хмыкнул. "Я люблю Жанну. Она сделала ошибку, это с каждым может случиться. Ничего страшного, теперь она со мной, и все будет хорошо. И она тоже меня любит, мы просто недолго друг друга знали. А сейчас все будет как надо".
— Я сниму дом, — Питер решительно прошел к столу и допил свой кофе. "Где-нибудь, за городом. Буду ездить в Лондон, если понадобится, а так, — он усмехнулся, — ты же слышала — все бумаги мне меньше, чем за сутки доставят. Я на рю Жакоб, в посольство, — Питер подхватил со стула папку испанской кожи, — в посольство, а потом, — он обернулся на пороге, и счастливо рассмеялся — к Жанне.
Марта услышала, как он напевает что-то, спускаясь по лестнице. Она выглянула на балкон — Питер шел, высоко подняв каштановую голову. Солнце ненадолго вышло из-за туч. Марта, подняв руку — перекрестила его прямую спину.
Элиза поправила на белокурой голове венок из роз. Девочка ахнула, заглянув в гостиную: "Тетя Жанна, вы такая красивая!"
Она сидела в кресле у окна — в изящном, кремового шелка платье, с букетом в руках. Жанна обернулась. Завидев Марту, что стояла за дочерью, она улыбнулась: "Уже сейчас, да?"
— Элиза, — велела Марта девочке, — сходи к тете Тео. Может быть, ей помощь нужна.
Та, подпрыгивая, убежала. Марта, наклонившись, поцеловала теплый лоб. "Все будет хорошо, — уверенно сказала женщина. "Дом Питер в Венсенне снял, отличный, с мебелью. Тео с вами слугами поделится. Езжайте туда и живите спокойно, а рожать тут будешь, Бойер только следующей осенью в Вену собирается. А если Питеру в Лондон понадобится — я тебе помогу, или Констанца. Не волнуйся".
Жанна положила букет на колени и обняла Марту. "Спасибо, — шепнула она. "Спасибо, спасибо вам".
Она вспомнила скрип двери и его тихий голос: "Жанна…"
Питер стоял, глядя на нее. Женщина подумала: "Синяки…, Они же не сошли еще, и ссадина эта, на щеке. Как он на меня смотрит — так же, как тогда, в Лондоне, будто никого другого на свете нет. Господи, неужели — все можно вернуть, и мы будем вместе, навсегда? Не верю, нет, не бывает такого…"