Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2 (СИ)

Иосиф наклонился к жене и прикоснулся губами к нежному уху: «Ты на озере Эри, наверное, и на сушу сходить не будешь, любовь моя?»

— Буду, — так же тихо ответила ему жена, и незаметно пожала ему руку, — по ночам.

Джо улыбнулась. Иосиф велел себе: «Надо сказать. Она жена моя, часть меня — нельзя скрывать такое. Нет, — он вздохнул, — сначала с Эстер посоветуюсь, у нее голова хорошая, разумная. Может, и подскажет — как все это лучше преподнести. Хотя куда там…, - он посадил Элишеву к себе на колени: «Слышите? Молотком ударили, сейчас заседание начнется».

Мирьям шмыгала носом. Приняв у мужа платок, она усмехнулась: «Ты не обращай внимания, все-таки это мой брат. Могли ли наши родители о таком подумать, мог ли Хаим покойный…»

Эстер сидела, сжав руки, слушая скрипучий голос спикера: «Мистер Горовиц, встаньте».

Он подхватил трость и прошел к возвышению — невысокий, прямой, в темно-синем сюртуке и белом галстуке. «Еще не седой, — смешливо подумала Эстер. «Морщины, но у кого их нет. Какой он у меня красивый все-таки».

Ей захотелось скинуть туфли и сбежать вниз — босиком, придерживая юбку, как там, в старом бостонском доме, там, где она лежала спиной на сундуке, прижимая его к себе, крича, чувствуя его поцелуи, слыша его лихорадочный, горячий шепот, а за окном шумел, раскачивался золотой клен.

Меир посмотрел наверх и подмигнул ей. «Вечером, — усмехнулась Эстер. «Он, наверняка, после этого со своими армейскими друзьями будет встречаться. Мы все гулять пойдем, а вечером, после ужина…, - он все смотрел на нее. Эстер почувствовала, что краснеет.

— Люблю тебя, — одними губами сказал муж. Он стал повторять за спикером, подняв вверх правую руку: «Я, Меир Горовиц, торжественно заявляю, что я буду поддерживать и защищать Конституцию Соединенных Штатов…»

На Уолл-стрит было шумно, ступени Федерал-холла купались в солнечном свете. «Как красиво, — вздохнула Рахели, оглядывая оживленную улицу. «А в новом городе, так же красиво будет?»

— Обязательно, — рассмеялся Меир, погладив ее по голове. «Ой, — крикнула Элишева, — смотрите, кто это?»

Снизу раздалось блеянье ягненка. Маленькая группа мужчин в старых, потрепанных мундирах Континентальной Армии, расхохоталась. «Капитан Горовиц! — строго сказал один из них. «Почему не приветствуете полковника, забыли о военной дисциплине».

— Я и мундир никогда не носил, — сочно ответил Меир. Подталкивая Аарона с Иосифом, он велел: «Пошли, это отличные ребята, начнем с виски, а там посмотрим».

Он помахал рукой женщинам и погладил ягненка: «А тебя, приятель, мы по дороге вернем на ферму».

Рахели проводила их глазами и услышала шепот Хаима: «Когда папа был разведчиком, на войне, его называли Ягненком, понятно?»

Эстер заметила, как блестят глаза Дины и обеспокоенно спросила: «Кузина Дина, что такое?»

Женщина вытерла платком щеки: «Не обращайте внимания, кузина Эстер…, Я просто никогда…, никогда не думала, что так, — Дина запнулась, — может быть…, чтобы евреи…и наравне со всеми».

Эстер взяла ее под руку. С внезапной горечью в голосе, женщина ответила:

— Это кровью нам досталось, кузина Дина. И с неграми, — она страстно откинула голову назад и раздула ноздри, — так же случится. Мы будем драться за их свободу, драться и умирать — как умирали за свою. Тогда все мы, — она взглянула на флаг, что колыхался в летнем, теплом воздухе, свешиваясь с портика Федерал-Холла, — все мы будем равны, как сказано: «И сотворил их Господь по образу и подобию своему».

Женщины помолчали, глядя на детей, что бегали между колоннами. Мирьям тихо добавила: «Для этого мы и живем, кузина Дина — чтобы они, — Мирьям обняла Мэри, и коснулась губами ее виска, — чтобы они росли, не зная, что такое рабство».

Дина посмотрела на высокое, чистое небо: «Да».

Аарон отложил перо. Разминая уставшую руку, глядя на аккуратно разложенные по столу маленькие свитки, он подумал: «В Иерусалиме я за месяц столько мезуз не пишу, сколько здесь за неделю. И люди все идут, конца им нет».

Он вспомнил привольно усевшегося в кресло, высокого, с черной бородой мужчину. Он посчитал на пальцах: «Десять, рав Горовиц».

— Зачем вам столько, мистер Бирнбаум? — удивился Аарон. «Я ваши старые проверил, они в порядке».

— А! — Бирнбаум улыбнулся. «Я ведь уезжаю, рав Горовиц, и семью с собой забираю. Вот сюда, — Бирнбаум легко поднялся и указал на карту, что висела на стене.

— Новое поселение, называется Цинциннати. У меня дружок есть, мы служили вместе, мистер Зинглер. Он, как и я, из Гейдельберга, не еврей, но это неважно, — Бирнбаум махнул рукой.

— Он летом туда едет, на запад. В Форт Хармар, на реку Огайо, служить. Я-то в отставку вышел, как война закончилась, а Дэвид сейчас майор. Вот, — Бирнбаум улыбнулся, — он меня и сманил. Торговец открыл плоскую шкатулку с сигарами, и предложил: «Угощайтесь. Новый Год мы уже там будем встречать. Вот и подумайте, — он начал загибать пальцы, — дом надо строить, большой, у меня же пятеро детей, младшему еще года не было, и еще родятся, — мужчина усмехнулся в бороду, — потом на магазин мезузу надо, обязательно, на кабинет мой…»