Император сразу узнал мелодию - он слышал эту симфонию в Большом театре, еще при жизни старшего брата. «Она ее переложила для фортепьяно, - понял Николай, - Господи, как красиво. Господи, я не могу, не могу. Мне больше ничего не надо, только бы она меня любила. Пожалуйста. Теперь я понимаю, почему Константин отрекся от престола. Я тоже отрекусь».
Музыка закончилась. Николай заставил свой голос не дрожать: «Евгения Петровна…, Ваш муж, полковник Воронцов-Вельяминов, находится в числе руководителей заговора, имевшего своей целью свержение законной власти в Империи Российской».
Она молчала, положив пальцы на клавиши. Рыжая прядь, выбившаяся из прически, спускалась на белую шею, на палантин из темного соболя.
-Евгения Петровна, - он подошел к роялю, и поставил подсвечник на крышку. «В ваших силах сделать так, чтобы ваш муж не испытал ненужных мук. Вы женщина, мать…, - Николай осекся. Лазоревые, сухие глаза смотрели на него - твердо и прямо.
-Я ничего вам не скажу, - спокойно ответила женщина. «Моя семья не имеет никакого отношения к заговору . Хотите, - она поднялась, - хотите, допрашивайте меня, отправьте меня в крепость, но не трогайте моих родителей, родителей моего мужа…, Они старые люди».
-Евгения Петровна, - император положил руку на ее плечо, и женщина отпрянула, - Евгения Петровна, вы меня не так поняли…, Будьте милостивы, сжальтесь надо мной…, - Николай, внезапно, опустился на колени, и увидел, как она брезгливо дернула губами .
Он шептал ей что-то, - лихорадочно, бессвязно, - шептал, целуя ее тонкие пальцы, что любит ее, любил всегда, что не может жить без нее, и что стоит ей только сказать, - ее муж будет освобожден от суда и следствия. «Все равно, - отчаянно подумал Николай, - все равно, она будет мне благодарна. Пусть живет, мне до него никакого дела нет. Мне ни до чего нет дела, только до нее».
Он услышал звук удара и схватился за горящую щеку. У нее была тяжелая рука. «Презрен тот суверен, - раздув ноздри, сказала женщина, - который, пользуясь слабостью подданного, хочет украсть у него то, что ему, монарху, не принадлежит». Николай так и стоял на коленях. Юджиния посмотрела на него, - сверху вниз: «Я скорее умру, чем поступлюсь своей честью, и честью своей семьи, ваше величество. Прощайте».
Зашуршал шелк, он вдохнул запах жасмина, и, услышав, как закрывается дверь, поднялся. Луна все сияла - равнодушно, безжалостно. Николай постоял просто так, сжимая в пальцах подсвечник, а потом крикнул: «Александр Христофорович!»
Он увидел в дверях темную тень: «Пусть ее превосходительство Воронцову-Вельяминову отвезут домой. Слежки с квартиры не снимать. С них станется, они сына своего могут спрятать так, что мы его никогда не найдем. Далее, - он передал Бенкендорфу подсвечник, - если его удастся арестовать на Украине, пусть везут сюда в кандалах. И в кандалах же держат в крепости. Я сейчас приду, продолжим допросы, - он проследил за спиной Бенкендорфа.
Остановившись посреди кабинета, глядя на шпиль собора, блестевший в свете луны, Николай пообещал себе: «Я их всех раздавлю. Уничтожу. До последнего отпрыска. Не будет больше никаких Воронцовых-Вельяминовых. И ее, - он сжал кулак и грохнул по жалобно зазвеневшим клавишам рояля, - тоже не будет. Ни ее, ни ее семьи».
Он оправил мундир. Пригладив волосы, Николай пошел вниз, в подвалы дворца, куда привозили арестованных.
Эпилог
Украина, январь 1826 года
Село Трилесы
В камере гауптвахты было сыро, пахло плесенью. Петя прислушался к дыханию спящих людей: «До Любавич мы доберемся, здесь недалеко. Реб Довбер нас приютит, оденемся нищими и дойдем до столицы. Но ведь нельзя людей бросать. Мы договорились - начинать восстание, как только придут вести из Санкт-Петербурга. Николай должен уже был назначить дату присяги, не будет он с этим тянуть».
Его арестовали прямо в гостиной у Муравьева-Апостола, когда он и Сергей пили чай. Джоанна еще не вернулась из Тульчина. Слушая приказ, что им читал командир Черниговского полка Гебель, Петя сказал себе: «Ничего, пока Пестель и она на свободе, солдаты поднимутся, можно не сомневаться».
Джоанна уже говорила по-русски, с акцентом, медленно, но говорила. Она устроила маленький класс для солдат - тайно, в доме Муравьева-Апостола. Рядовые приходили туда в свои отпускные часы. Муравьев-Апостол считал это блажью, и усмехался: «Мадам де Лу, русский солдат будет подчиняться приказам командира, это у него в крови. Грамота им совсем не нужна».
-Это очень непредусмотрительно, подполковник, - холодно ответила ему Джоанна. «Зачем вы хотите устроить революцию, если так наплевательски относитесь к собственному народу? Преступно бросать под картечь людей, если вы им не объяснили, за что они будут сражаться».
Петя отдал Гебелю шпагу: «Это просто недоразумение, ваше превосходительство. Я уверен, оно скоро разрешится».