-Солдаты ее любят, - отчего-то улыбнулся Петя, глядя на тусклый, зимний рассвет, что вставал в зарешеченном окошке гауптвахты. «Иванной Ивановной называют». Он вспомнил, как еще до отъезда в Тульчин, Пестель, смешливо, сказал: «Вы, мадам де Лу, похожи на Жанну д’Арк. Она, должно быть, такая была. Только ведь Орлеанская дева - простолюдинка, а вы, отчего так хорошо с народом сходитесь? У вас голубая кровь, привилегия происхождения…»
-Это не привилегия, а бремя, - отрезала Джоанна. «Люди нашего круга должны быть вдесятеро более ответственны за свои слова и поступки. Нет большего позора для аристократа, чем неуважение к тем, кого случай поместил на низшие ступени социальной лестницы. Впрочем, - она пожала острыми плечами в темном, простом платье, - в этом и состоит наше предназначение, господа. Разрушить сословные границы и построить на их обломках новое общество, общество равных людей».
-Ваш покойный муж, - Муравьев-Апостол затянулся трубкой, - был дворянином. Вряд ли, мадам, несмотря на всю вашу пылкость, вы позволите мастеровому, или крестьянину разделить вашу судьбу.
-В Брюсселе, - Джоанна отвела его руку и сама чиркнула кресалом, - мой товарищ, - на настоящее время, разумеется, - кузнец.
В гостиной повисло молчание. Петя, краем глаза, увидел, как покраснела щека Пестеля. Больше они к тому разговору не возвращались. Петя, вытянувшись на лавке, подложив под голову шинель, вздохнул: «Как там дома? С осени я их не видел, - Женечку, Степушку, маму с папой…, Тетя Марта с дядей Питером приехали, а мы все еще здесь».
Он поежился, натянув на плечи тонкое, побитое молью одеяло, и, подышал себе на руки: «Было бы это лет через десять, мы могли бы получить телеграмму, по кабелю, из столицы, и все узнать. Мы пока только в прошлом году первую линию оптического телеграфа открыли, и то короткую. Но все впереди, - Петя, невольно, улыбнулся, и закрыл глаза. «Поспи, - велел он себе, - и пусть тебе они приснятся, - Женечка, Степушка…»
Ему снился бесконечный, пустынный океанский берег, и двое, - мужчина и мальчик, оба рыжеволосые, - что шли куда-то вдаль, на холм. Петя увидел какой-то блеск. «Крест, - понял он, - какие цветы красивые. Бронзовые хризантемы, а вокруг белое». Женщина, - невысокая, хрупкая, - стояла к нему спиной. «Кимоно, - вспомнил Петя, - так это называется, я читал воспоминания Головнина о том, как он в японской тюрьме сидел». Он видел только уложенные в замысловатую прическу, бронзовые волосы. «У японок таких не бывает, - еще успел подумать Петя, а потом он проснулся, - кто-то тряс его за плечо.
-Петр Федорович, - серые глаза Муравьева-Апостола торжествующе блестели, - слышите?
Петя замер и услышал во дворе голоса: «Объясните нам, за что их арестовали? Они не совершали никакого преступления, ваше превосходительство!»
Петя натянул шинель. Плеснув в лицо ледяной водой из ведра, он приказал: «Поднимайте ваших братьев, Сергей Иванович, настало время действовать».
До них донесся заспанный баритон полковника Гебеля: «Господа офицеры и нижние чины, нет никакой причины волноваться. Я получил распоряжение из столицы об аресте, вот и все».
Петя оглянулся, - в камере их было четверо, - он и трое братьев Муравьевых-Апостолов. «Оружия у нас, конечно, нет, - зло подумал Петя, - а голыми руками эти замки не возьмешь». Внезапно из-за двери раздался выстрел. Пуля разворотила засов, и он велел: «Давайте-ка вместе!»
Дверь зашаталась под ударами. Петя, шагнув через обломки, увидел Джоанну - она стояла с пистолетом в руке. Белокурые, коротко, - по плечи, - постриженные волосы были растрепаны, в узком коридоре пахло порохом. Она была в штатском, - в бриджах, сапогах, и охотничьей, английского сукна куртке. «Быстрее, господа, - попросила женщина, - хотелось бы обойтись без кровопролития. Подполковник, - она поклонилась Муравьеву-Апостолу, - утихомирьте ваших офицеров, они Гебеля под штыками держат».
Она протянула им оружие. Петя, взяв пистолет, задержавшись на мгновение, наклонился к ней: «Павел Иванович здесь?». Джоанна кивнула и, сжав губы в тонкую линию, прошептала: «Я его убеждаю, что не надо лгать солдатам, не надо скрывать от них того, что произошло в столице».
Петя похолодел, глядя в прозрачные, голубые глаза.
-Полный разгром, - зло сказала Джоанна, подтолкнув его к выходу. «Они вышли на площадь, простояли там несколько часов, и были прицельно расстреляны артиллерией. По слухам, тысяча человек, погибла, - она вздохнула, - солдат, зевак. Из дома ничего не было, - она качнула изящной головой и выругалась: «Зачем они стреляют?».
Петя заставил себя не думать о жене, и сыне. Взведя пистолет, он пошел вслед за Джоанной.
-Нет! Не надо! - услышали они крик. Во дворе гауптвахты было людно, уже рассвело, ржали лошади. Петя пробился через плотный круг людей и застыл. Командир Черниговского полка Гебель, в испачканной кровью шинели катался по растоптанному, грязному снегу, держась за живот.