Вельяминовы. Дорога на восток. Книга 2

Шесть лет назад Натан ушел в отставку с поста заместителя генерального прокурора. Вместе с Вандербильтами, он занялся развитием железных дорог и пароходного транспорта на Миссисипи. «Когда майор Горовиц, - он подмигивал старшему сыну, - завоюет нам Калифорнию, я все это брошу. Перевезу сюда предприятие Судаковых, вместе с ними самими, и будем делать американское вино, дорогие мои».

Батшева отпустила горничную и присела на бархатную кушетку. Она взяла свой ридикюль крокодиловой кожи и нашла в нем маленький, в обложке из слоновой кости,  альбом с дагерротипами. «С женой он не успел сделать карточку, - вздохнула Батшева, глядя на красивое лицо старшего сына. Хаим стоял, в офицерской форме, положив руку на плечо Дэниела. «Восемь лет назад еще не было столько художников, как сейчас. Бедный Дэниел, - подумала она о старшем внуке, - мать в три года потерял, а теперь и отец..., Хотя, сколько он Хаима видел? Тот все время в армии был..., И Дэниел тоже в Вест-Пойнт собирается, не отговорить его».

Майор Хаим Горовиц погиб в прошлом году, на мексиканской войне. Он был похоронен здесь, в Ньюпорте, на семейном участке Горовицей.

-Когда-нибудь, - услышала Батшева слова свекрови, - у нас будет военное кладбище, общее, в Вашингтоне. Покойный Дэниел, - Батшева покраснела и отвела взгляд от темных, обрамленных морщинами глаз свекрови, - еще во время войны за независимость об этом говорил. 

Эстер неожиданно легко, несмотря на  возраст, наклонилась, и погладила серый гранит на могиле первого мужа: «Как оно появится, мы их там похороним. Тедди уже могилы капитанов Кроу в столицу перенес ».

-А тетя Мирьям рядом с дядей Меиром, - Батшева  перевернула страницу.  Дагерротип был разрезан на две части. В альбоме, лежала только левая сторона. «Это они в Цинциннати позировали, - вспомнила Эстер. «Джошуа тогда годик исполнился, а Элияху раввином уже был». Она посмотрела на красивую, молодую, темноволосую женщину, что держала на коленях пухлого, в бархатном платье мальчика. Погладив пустое пространство справа, Батшева велела себе не плакать.

-Некому шиву сидеть, - повторила Батшева. «Тедди не еврей.  Джошуа одиннадцать лет всего лишь, а Элияху...». Большие глаза Стефании Горовиц смотрели на нее - нежно, доверчиво. Она улыбалась. Батшева заметила на  плече  невестки что-то белое. Это был кончик пальца. Когда свекровь, раздув ноздри, разрезала дагерротипы и бросала в камин  письма Элияху, ее ножницы  дернулись. «Все, что осталось, мальчик мой, - сдавленным голосом сказала Батшева, - все, что осталось от тебя». Женщина прижалась губами к дагерротипу и все же не выдержала  - расплакалась. Она вспомнила яростный голос свекрови: «Ты будешь сидеть шиву! Ты, и Натан! Так положено! - Эстер метала в камин обрывки бумаг. «Чтобы я больше не слышала этого имени в своем доме. Ты наденешь траур и будешь принимать соболезнования, потому что у тебя больше нет сына, а у меня внука».

Стефания лежала наверху, в спальне. Там были задернуты шторы, и пахло травами. Врач приходил каждый день и мягко говорил: «Ничего, ничего. Она оправится. Все же такое потрясение, надо дать ей время. Она сюда из Цинциннати чуть ли не пешком шла, с ребенком на руках. Пусть отдохнет».

У Джошуа были испуганные глаза. Мальчик не отходил от матери, устроившись рядом, прижавшись головой к ее груди. Стефания молчала, ничего не рассказывая о том, что заставило ее бежать из Цинциннати, добираться до столицы в почтовой карете и, промокшей, измученной - постучать в мощные двери особняка Горовцей.

-Пусть отлежится, - коротко велела Эстер. «Не трогайте ее сейчас. Когда встанет, тогда расскажет».

Это случилось в тот же день, когда Стефания впервые сошла к завтраку. Хаим был на территориях, внуки, - Дэниел и Джошуа, - ели в детской.  Эстер, усадив жену внука рядом, налила ей кофе с молоком: «Вот и славно. Погода хорошая, лето на дворе, ты потом с мальчиками в саду погуляй. Дэниелу веселее будет, раз Джошуа здесь, все же они ровесники».

Натан, развернув The National Intelligencer, побледнел. Батшева, обеспокоенно, спросила: «Что такое, милый?»

Стефания бросила один взгляд на первую полосу газеты. Опрокинув серебряную чашку с кофе на белоснежную, льняную скатерть, женщина закричала: «Нет! Нет! Дядя Натан, я прошу вас! Не читайте, пожалуйста! Не надо! -  она, было, попыталась вырвать газету из рук свекра. Эстер, отвесив ей пощечину, - завтракали они без слуг, - удерживая жену внука в кресле, коротко велела: «Читай, Натан».

-Из Иллинойса сообщают, - рука Натана скомкала скатерть. Эстер, раздув ноздри, встряхнув Стефанию за плечи, - та тихо рыдала, - приказала: «Читай, Натан Горовиц!»