Вельяминовы. Дорога на восток. Книга 2

Дэвид пожал плечами и пригладил русые, подернутые сединой волосы. «Ваша дочь меня никогда не любила, дядя Тедди. Я потом  изведал, что такое брак без любви, как вы знаете, - он горько помолчал, - так что все к лучшему. Мальчишек только жалко, без матери растут, а мачехи для них я не хочу. Да и какая женщина нас троих вытерпит, - он улыбнулся.

-Он не стал отдавать мальчиков в закрытую школу, - подумал Тедди. «Сказал, что сам в семье вырос, и другой судьбы  для своих сыновей не хочет. Возится с ними, в Берлине они жили, три года, как он там посланником был. Туда сыновей  повез, не стал в Америке оставлять. Хороший он отец, конечно. Это у него от Констанцы, брат мой никогда детей особо не любил».

-С вождем Меневой, - Дэвид бросил взгляд на карту, - майор Горовиц, конечно, поступил по-скотски, хоть так об умерших людях не говорят. Он потом на сенатской комиссии утверждал, что его отряд не понял, зачем лакота собрались у священного озера, думал -  у них там воины. И перерезал всех, без разбора. Там, как вы знаете, старики одни были, какую-то их церемонию устраивали, духов вызывали. Младший Менева  увел лакота на северо-запад, в самую глушь, в горы, и тревожит оттуда наши отряды. Мстит за отца. Ничем хорошим, - Дэвид вздохнул, - это не закончится. Для Меневы, я имею в виду. Как говорят в военном ведомстве - хоть по колено в крови, но мы пройдем до берега Тихого океана. Меня, как вы знаете, называют голубем, уж больно я миролюбив. Но я ведь с индейцами вырос, спасибо маме покойной, так что я их понимаю,  - Дэвид посмотрел на свой хронометр: «Пойду, детей подгоню. Мы через четверть часа будем в Провиденсе».

Тедди откинулся на спинку бархатной скамьи. Помешав ложечкой остывший кофе, судья сказал себе под нос: «Даже не стоило пытаться ему ехать в Россию. Правильно мы решили -  отказаться от поста посла. Император Николай бы все равно не подписал агреман о его назначении. Незачем было рисковать международным скандалом. Начали бы задавать ненужные вопросы..., Дэвид человек умный, при следующей администрации станет заместителем госсекретаря, потом пойдет дальше. Жаль только, что я этого не увижу».

Тедди знал, что ему остался год.

-Не больше, ваша честь, - развел руками главный хирург армии, осматривая его в этом феврале. «Опухоль растет, вы помните, мы сначала думали, что это профессиональная болезнь чиновников...»

-От сидячей работы, - хохотнул Тедди, одеваясь. «Весь Вашингтон этим недугом страдает. Доктор Лоусон, - лазоревые глаза взглянули на врача, - что меня ждет?»

Хирург помолчал: «Кровотечения у вас уже есть, ваша честь. Потом начнутся боли, потеря веса..., Жаль, что мы так много времени потеряли на консервативное лечение..., - он не закончил. Тедди, сердито, сказал: «Это же все равно, как я понимаю, не оперируют».

-Нет, - признал Лоусон.

-Говорить тогда не о чем, - Тедди застегнул агатовые пуговицы сюртука и поправил галстук. 

-Доктор, - он достал кошелек с золотой пряжкой, - я надеюсь на вашу, как это сказать, помощь. Если там, - он махнул рукой в сторону Капитолия, - узнают, что в Верховном Суде скоро освобождается кресло, мой последний год я проведу, выслушивая, - Тедди поморщился, - конгрессменов и сенаторов, которые будут лоббировать своих протеже. Я три десятка лет в Вашингтоне, и не могу сказать, что перед смертью рвусь влезать в политические игры. Я от них удачно воздерживался все это время».

Лоусон только кивнул и похлопал его по плечу. «Не беспокойтесь, ваша честь».

Поезд замедлил ход. Тедди, полистав свой блокнот испанской кожи, пробормотал: «С завещанием все в порядке, землю я продал. Дэвид получает вашингтонский дом, а все остальное делится в равных долях, между Джошуа и Мартой. Марту надо отправить в Лондон. Ее деньги я туда вывел. Нечего ей сидеть и смотреть, как дед умирает. Тем более, я маме обещал, - он мимолетно, легко улыбнулся.

Тедди  достал маленький, серебряный карандаш и записал на чистой странице: «Фримены». После смерти матери Натаниэль продал гостиницу. Он был преуспевающим адвокатом, и принял на себя практику  покойного Теда - негласно, конечно. На севере ходили разговоры о том, что цветных юристов надо принимать в профессиональные ассоциации. Контора сохраняла имя Бенджамин-Вулфа, но Тедди сейчас решил, что, если и вправду такое случится, то надо будет окончательно передать дела Натаниэлю. Его сын закончил Оберлин-колледж, в Огайо. Тедди и Натан Горовиц дали денег на основание первого университета, куда принимали цветных. Тед-младший уже работал под началом отца.

-Когда-нибудь, - усмехнулся Тедди, - в нашем Верховном Суде появится цветной судья. И судья еврей, хоть Натан и говорит об этом стеклянном потолке. Ничего, разобьем.

Он открыл потайной карман в обложке блокнота и напомнил себе, глядя на лицо покойной Марты Фримен: «Это надо сжечь». Рядом лежала неприметная бумажка с рядами цифр -  часть бухгалтерии Подпольной Дороги. «Над этим  мы с Натом и Дэвидом еще посидим, - решил Тедди. «И юного Фримена пригласим, надо его вводить в курс дела».