Вельяминовы.Дорога на восток.Книга вторая

любили больше меня. Вы и Константина больше любите, я знаю!»

Он пробормотал что-то себе под нос и вышел. Мария Федоровна, посмотрев на темную Неву,

перекрестилась: «Господи, убереги нас от всякой беды, прошу тебя. Вразуми сына моего, прости

его, что пролил он кровь невинных людей».

Дверь заскрипела, и он услышал осторожный голос Бенкендорфа: «Ваше величество, ее

превосходительство Евгения Петровна Воронцова-Вельяминова».

Она стояла на пороге гостиной - маленькая, хрупкая, в траурном шелке, на прямые плечи был

наброшен соболий палантин. Прекрасное лицо было бледным, как там, на Сенатской площади,

рыжие волосы, стянутые пышным узлом, украшены ободком из черных гагатов.

-Я просто хочу, чтобы меня любили, - горько подумал Николай. «Чтобы кто-то…, она…, меня

выслушал. Просто выслушал».

-Ваше величество, - она сделала глубокий реверанс.

-Евгения Петровна, - Николай помолчал. «Евгения Петровна, вы помните, в Писании, про царя

Саула? И когда дух от Бога бывал на Сауле, то Давид, взяв гусли, играл, и отраднее и лучше

становилось Саулу, и дух злой отступал от него. Евгения Петровна, - он почувствовал, что

подсвечник в его руке, дрожит, - поиграйте мне, пожалуйста».

Женщина, молча, села за кабинетный рояль. Николаю показалось, что в ее лазоревых глазах стоят

слезы. Он услышал начало той сонаты, которую уже знал, - медленное, магическое,

завораживающее. Император повернулся к окну. Небо очистилось, над городом взошла луна, -

яркая, блестящая. Николай увидел вдалеке, за наплавным мостом, что вел на Васильевский

остров, черные проруби. Солдаты все еще копошились на льду. Он поставил подсвечник на

мраморный подоконник: «Господи, прости меня. Но я не мог, не мог иначе».

Она все играла, император смотрел на бесконечное, освещенное звездами пространство снега.

Когда она закончила, и сидела, выпрямив спину, положив руки на клавиши, Николай сглотнул:

«Спасибо, Евгения Петровна. Я вас видел сегодня на Сенатской площади. Вас и вашу матушку».

-Да, - у нее был хрупкий, ломкий, высокий голос. «Мы пришли туда, чтобы увещевать их, ваше

величество. Чтобы не пролилась кровь».

-Поиграйте мне еще, - попросил он. «Тоже…, месье Бетховена»

Император сразу узнал мелодию - он слышал эту симфонию в Большом театре, еще при жизни

старшего брата. «Она ее переложила для фортепьяно, - понял Николай, - Господи, как красиво.

Господи, я не могу, не могу. Мне больше ничего не надо, только бы она меня любила. Пожалуйста.

Теперь я понимаю, почему Константин отрекся от престола. Я тоже отрекусь».

Музыка закончилась. Николай заставил свой голос не дрожать: «Евгения Петровна…, Ваш муж,

полковник Воронцов-Вельяминов, находится в числе руководителей заговора, имевшего своей

целью свержение законной власти в Империи Российской».

Она молчала, положив пальцы на клавиши. Рыжая прядь, выбившаяся из прически, спускалась на

белую шею, на палантин из темного соболя.

-Евгения Петровна, - он подошел к роялю, и поставил подсвечник на крышку. «В ваших силах

сделать так, чтобы ваш муж не испытал ненужных мук. Вы женщина, мать…, - Николай осекся.

Лазоревые, сухие глаза смотрели на него - твердо и прямо.

-Я ничего вам не скажу, - спокойно ответила женщина. «Моя семья не имеет никакого отношения

к заговору . Хотите, - она поднялась, - хотите, допрашивайте меня, отправьте меня в крепость, но

не трогайте моих родителей, родителей моего мужа…, Они старые люди».

-Евгения Петровна, - император положил руку на ее плечо, и женщина отпрянула, - Евгения

Петровна, вы меня не так поняли…, Будьте милостивы, сжальтесь надо мной…, - Николай,

внезапно, опустился на колени, и увидел, как она брезгливо дернула губами .

Он шептал ей что-то, - лихорадочно, бессвязно, - шептал, целуя ее тонкие пальцы, что любит ее,

любил всегда, что не может жить без нее, и что стоит ей только сказать, - ее муж будет освобожден

от суда и следствия. «Все равно, - отчаянно подумал Николай, - все равно, она будет мне

благодарна. Пусть живет, мне до него никакого дела нет. Мне ни до чего нет дела, только до нее».

Он услышал звук удара и схватился за горящую щеку. У нее была тяжелая рука. «Презрен тот

суверен, - раздув ноздри, сказала женщина, - который, пользуясь слабостью подданного, хочет

украсть у него то, что ему, монарху, не принадлежит». Николай так и стоял на коленях. Юджиния

посмотрела на него, - сверху вниз: «Я скорее умру, чем поступлюсь своей честью, и честью своей

семьи, ваше величество. Прощайте».

Зашуршал шелк, он вдохнул запах жасмина, и, услышав, как закрывается дверь, поднялся. Луна

все сияла - равнодушно, безжалостно. Николай постоял просто так, сжимая в пальцах подсвечник,

а потом крикнул: «Александр Христофорович!»

Он увидел в дверях темную тень: «Пусть ее превосходительство Воронцову-Вельяминову отвезут

домой. Слежки с квартиры не снимать. С них станется, они сына своего могут спрятать так, что мы