лист бумаги. Кабинет был залит солнечным сиянием. Нева - широкая, синяя, волновалась под
легким ветром. Николай потрещал костяшками длинных пальцев. Присев, он стал внимательно
читать документ.
- Верховный уголовный суд приговорил к смертной казни четвертованием по 19-му артикулу
воинского устава:
Вятского пехотного полка полковника Павла Пестеля за то, что, по собственному его признанию,
имел умысел на цареубийство. Изыскивал к тому средства, избирал и назначал лица к
совершению оного. Умышлял на истребление императорской фамилии и с хладнокровием
исчислял всех ее членов, к жертве обреченных, и возбуждал к тому других. Учреждал и с
неограниченной властью управлял Южным тайным обществом, имевшим целью бунт и введение
республиканского правления, составлял планы, уставы, Конституцию, возбуждал и приготовлял к
бунту, участвовал в умысле отторжения областей от империи и принимал деятельнейшие меры к
распространению общества привлечением других.
Преподавателя Главного Инженерного училища полковника Петра Воронцова-Вельяминова, за
то, что по собственному его признанию, он руководил Северным тайным обществом во всем
пространстве возмутительных его замыслов. Составлял прокламации и возбуждал других к
достижению цели сего общества к бунту, участвовал в умысле отторжения областей от империи,
принимал деятельнейшие меры к распространению Общества привлечением других. Лично
действовал в мятеже с готовностью пролития крови, возбуждал солдат, освобождал колодников,
читал перед рядами бунтующих лже-Катехизис, им составленный, и взят с оружием в руках.
Николай поиграл пером: «Александр Христофорович, Воронцов-Вельяминов так все эти полгода и
молчит?»
Бенкендорф развел руками: «Ни слова не сказал, ваше величество. О других. О себе, он, конечно,
все признал, но вот добиться от него показаний на еще кого-то, - Бенкендорф вздохнул, -
бесполезно. Впрочем, этот Пестель такой же. Вы ведь сами их допрашивали».
Николай вспомнил тусклый огонек свечи и синие, упрямые глаза человека, что стоял напротив
него. «Я вам, - Пестель вскинул голову, - все сказал, ваше величество, касательно моих взглядов на
будущее России и участия в заговоре. Если вы от меня хотите раскаяния добиться - этого не будет.
Я раскаиваюсь только в том, что мы действовали недостаточно решительно. И более я ничего
говорить не собираюсь».
-Alexandre рассказывал, у Наполеона такие глаза были, - вспомнил царь. «Тоже любимчик моего
старшего брата, как и Воронцов-Вельяминов. Пригрели на груди змею. Чего им не хватало,
наследники лучших фамилий, богатые люди…»
-Полковник, - почти ласково сказал Николай. Отпив кофе, император порылся в бумагах, что
лежали перед ним. «Ваш сообщник по бунту, подполковник Муравьев-Апостол признался, что у
вас в сожительницах была некая авантюристка, француженка. Мадам де Лу, - прочел он:
«Воронцовы-Вельяминовы, у них тоже приемный сын был, Мишель де Лу. Я же велел
Бенкендорфу навести справки. Он сначала на стороне Наполеона сражался, а потом к Боливару
отправился, там и погиб. Эта де Лу - вдова его. Предатель на предателе, а не семья. И еще
письмо..., - Николай, невольно, поморщился
Письмо пришло от короля Нидерландов.
-Мой дорогой царственный брат, - писал Виллем, - моя невестка, ваша сестра, принцесса Анна,
сообщила мне о том, что в Санкт-Петербурге находится мой подданный, малолетний внук ее
светлости вдовствующей герцогини Экзетер, Мишель де Лу. Родственникам ребенка сейчас
запрещено выезжать из России, в связи со следствием по делу о возмущении против Вашего
Величества.
Не вмешиваясь в суверенные дела вашего государства, я все же, мой дорогой брат, настаиваю на
том, чтобы мальчик был передан под покровительство нидерландского посла в России и
доставлен в Амстердам, где его примет на свое попечение вдовствующая герцогиня Экзетер.
Николай выругался. Бросив Бенкендорфу письмо, он ядовито сказал: «Так ты читаешь их
переписку! Откуда Виллем узнал, что мальчишка здесь? И где его мать, вместе с Пестелем ее не
поймали! Где, я тебя спрашиваю!»
Бенкендорф разгладил бумагу: «Ваше величество, они, должно быть, успели известить своих
родственников до того, как вы распорядились перлюстрировать их письма. Герцогиня Экзетер -
мать мадам де Лу, она знает, чуть ли ни всех европейских монархов..., - голос Бенкендорфа угас.
Николай, сочно, заметил: «Хорошую дочь она воспитала. Из-под земли мне эту мадам де Лу
достаньте. Она не просто сожительница этого Пестеля, она, наверняка, агент европейских
бунтовщиков».
Мальчишку пришлось отпустить. В марте, с началом навигации его отправили в Амстердам, на
первом же корабле, под присмотром чиновника из посольства. Бенкендорф потом доложил, что у
Пантелеймоновского моста, - «в змеином логове», - поправил его Николай, - только улыбнулись,