Вельяминовы.Дорога на восток.Книга вторая

-Доктор, - он достал кошелек с золотой пряжкой, - я надеюсь на вашу, как это сказать, помощь.

Если там, - он махнул рукой в сторону Капитолия, - узнают, что в Верховном Суде скоро

освобождается кресло, мой последний год я проведу, выслушивая, - Тедди поморщился, -

конгрессменов и сенаторов, которые будут лоббировать своих протеже. Я три десятка лет в

Вашингтоне, и не могу сказать, что перед смертью рвусь влезать в политические игры. Я от них

удачно воздерживался все это время».

Лоусон только кивнул и похлопал его по плечу. «Не беспокойтесь, ваша честь».

Поезд замедлил ход. Тедди, полистав свой блокнот испанской кожи, пробормотал: «С завещанием

все в порядке, землю я продал. Дэвид получает вашингтонский дом, а все остальное делится в

равных долях, между Джошуа и Мартой. Марту надо отправить в Лондон. Ее деньги я туда вывел.

Нечего ей сидеть и смотреть, как дед умирает. Тем более, я маме обещал, - он мимолетно, легко

улыбнулся.

Тедди достал маленький, серебряный карандаш и записал на чистой странице: «Фримены».

После смерти матери Натаниэль продал гостиницу. Он был преуспевающим адвокатом, и принял

на себя практику покойного Теда - негласно, конечно. На севере ходили разговоры о том, что

цветных юристов надо принимать в профессиональные ассоциации. Контора сохраняла имя

Бенджамин-Вулфа, но Тедди сейчас решил, что, если и вправду такое случится, то надо будет

окончательно передать дела Натаниэлю. Его сын закончил Оберлин-колледж, в Огайо. Тедди и

Натан Горовиц дали денег на основание первого университета, куда принимали цветных. Тед-

младший уже работал под началом отца.

-Когда-нибудь, - усмехнулся Тедди, - в нашем Верховном Суде появится цветной судья. И судья

еврей, хоть Натан и говорит об этом стеклянном потолке. Ничего, разобьем.

Он открыл потайной карман в обложке блокнота и напомнил себе, глядя на лицо покойной Марты

Фримен: «Это надо сжечь». Рядом лежала неприметная бумажка с рядами цифр - часть

бухгалтерии Подпольной Дороги. «Над этим мы с Натом и Дэвидом еще посидим, - решил Тедди.

«И юного Фримена пригласим, надо его вводить в курс дела».

Он надел свой строгий, темный редингот английского сукна, на соболях и принял от проводника

цилиндр. Дверь в спальный вагон раскрылась. Тедди услышал голоса детей, что собравшись в

отделанном красном деревом тамбуре, выглядывали в окно. Мимо медленно поплыл

освещенный газовыми фонарями перрон вокзала в Провиденсе. Тедди взял свою трость: «Вот и

приехали, милые мои. Всего сутки, с остановками. Очень быстро добрались».

Джошуа отложил том Мишны и посмотрел на кузена. Дэниел сидел напротив, за большим столом

мореного дуба, делая пометки в атласе Америки. Мальчик внезапно поднял серо-голубые, в

темных ресницах глаза и почесал светловолосую, прикрытую бархатной кипой, голову: «Джошуа...,

Ты не грусти так. Помнишь, я в прошлом году тоже плакал, когда папу убили. Это пройдет, - Дэниел

помолчал. «Ты с мамой вырос, а я маму и не помню совсем. Или Марта - как ее родители умерли,

ей два годика было всего лишь».

Джошуа только вздохнул: «Я знаю, Дэниел. Спасибо. Майклу и Мэтью еще хуже, у них мать есть,

но ведь она в Европе, и не приезжает сюда».

В спальне было тепло, горел камин, - весна была сырая. Джошуа, подойдя к окну, увидел темное

пространство океана: «Завтра кадиш читать придется. Я слышал, как раввин уговаривал бабушку -

я не круглый сирота, это только они до совершеннолетия могут кадиш читать. Предлагал, чтобы

дядя Натан это сделал. Бабушка только тростью стукнула и отрезала: «Мой правнук лишился и

отца и матери». И шиву надо будет сидеть, дедушка Натан сказал, что чуть ли не сотня людей на

похороны приехала. Они все будут приходить, приносить соболезнования..., - Джошуа закусил

губу: «Круглый сирота».

Отца он не помнил. Джошуа помнил только плач матери, ее крик: «Элияху, я прошу тебя, не надо,

не трогай мальчика!», - и ту ночь, когда мать, закутав его в шаль, с одним саквояжем в руках,

бежала к постоялому двору. Шел дождь. Джошуа тихо плакал, слыша, как рыдает мать, а потом

они заснули вместе на узкой, старой кровати.

Он вырос в Вашингтоне, с дедушками,- те ни в чем ему не отказывали, с бабушкой Батшевой - она

сама пекла мальчикам печенье и, укладывая их спать, рассказывала о Святой Земле. Они

занимались стрельбой и верховой ездой, вместе с Майклом и Мэтью Вулфами. Дедушка Натан

возил их в Нью-Йорк и на юг, лето они проводили в Ньюпорте, выходя в море на своем боте.

Только мама все время грустила. Она носила траурное платье и черную шляпу, и, - Джошуа знал, -

писала письма. Ему.

Его отец был жив. Джошуа, научившись читать, часто видел его имя в газетах. Он был апостолом

секты мормонов, ближайшим сподвижником Джозефа Смита, избранным пастырем. Дома имени

отца не упоминали. Джошуа даже не знал, как он выглядит, все дагерротипы бабушка Эстер давно