"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ)

- Четыре месяца, - посчитала она на пальцах, - в конце лета срок…, После Пасхи можно обвенчаться. Ничего страшного, что в англиканской церкви. Куда муж, туда и жена…, - она вспомнила его белокурые волосы, веселые, голубые глаза, уверенный голос:

- Любовь моя, мы будем жить в столице, в Вашингтоне. У меня отличный особняк, ты ни в чем не будешь знать нужды..., Мне сорок, - Фрэнсис наклонил голову и поцеловал ей руку, - хватит кочевать по свету. Я хочу семью, детей…

- И я хочу, - Вера прошла в умывальную и зажгла свечи. В Смольном институте еще не во все комнаты провели газ. Она почистила зубы, тщательно умылась и расчесала густые, цвета темной пшеницы волосы.

- У Катишь, - она называла княгиню Юрьевскую старым, институтским прозвищем, - трое детей, а она меня на год младше. Ей тридцать три. Господи, - поняла Вера, - мы два десятка лет друг друга знаем, а то и больше. В дортуаре познакомились, где мои девочки помещаются. Наши постели рядом стояли, - она уложила косы в пышный узел и похлопала себя по гладким, мягким щекам.

- Дородность сейчас в моде, - вспомнила она ехидный голос мадемуазель Дюбуа, сухощавой учительницы французского языка, и разозлилась:

- Они просто мне завидуют. У них самих ни груди нет, ни бедер…, - Вера, внезапно, жарко покраснела, вспомнив темноту в спальне, в его квартире, на Моховой, острый, сухой запах палой листвы и дыма, его задыхающийся голос:

- Ты самая красивая женщина в мире, я тебя люблю, так люблю…

- Федор мне никогда такого не говорил, - Вера затянула корсет, - хватит. Больше десяти лет я на него потратила, и никакого толка. Надо сказать, что я от него ухожу…, Когда поговорю с Фрэнсисом…, - она замерла и все-таки положила руку на живот. Вера, в свободные дни, надев на палец кольцо, посещала врача. Доктор уверял ее, что все в порядке. Ребенок развивался, как ему и было положено. Врач пообещал, что он скоро начнет двигаться. Вера прислушивалась к себе, стараясь не пропустить этого мгновения.

- Показалось, - она вздохнула и надела форменное, темно-синее платье классной дамы, - но скоро все случится, я уверена.

Женщина поправила перед зеркалом, белоснежный воротничок платья.

Она знала, что дитя не от Федора. Воронцов-Вельяминов вернулся в столицу в конце лета, он оправлялся от раны в Москве. До ноября они с Верой встретились всего несколько раз, а потом она познакомилась с Фрэнсисом.

- В Гостином Дворе, - хихикнула Вера, - как во французском романе.

Такие книги в Смольном институте держать было нельзя, но все классные дамы, замужних среди них не было, одни старые девы, тайком их читали. Мистер Вилен был железнодорожным инженером. Он только что приехал в Россию, а в Гостином Дворе искал подарок для своей матушки. Русского языка он, конечно, не знал. Вера увидела растерянные, голубые глаза красивого, высокого мужчины, топтавшегося у прилавка, услышала его безукоризненный французский язык. Женщина покраснела, украдкой его рассматривая.

Мужчина, в роскошном пальто на соболях, внезапно повернулся и поклонился: «Мадемуазель, простите мою смелость…, Вы, наверное, тоже из Европы. Мне нужен кто-то, говорящий на русском языке…»

Вера зарделась. Ее еще никогда не принимали за иностранку.

Она помогла мистеру Вилену выбрать красивую серебряную шкатулку с янтарем. Американец попросил разрешения проводить ее до Смольного института и забрал свертки. Девочки умоляли классных дам, в их свободные дни, пройтись по лавкам. Они заказывали у воспитательниц хорошее мыло, шпильки, или просто пакетик конфет. Верочка всегда брала у малышек список. Она любила своих девочек. Верочка помнила, как сама, казенной пансионеркой, с завистью смотрела на подруг, которых снабжали карманным серебром. У нее в классе тоже училось несколько воспитанниц-сирот. Верочка покупала им что-нибудь вкусное, за свои деньги.

Мистер Вилен, по дороге, показал ей отличный, новый дом на Моховой, где он снял холостяцкую квартиру, в четыре комнаты, с газовым освещением и водопроводом, как позже узнала Верочка. Он объяснил, что еще не решил, обосноваться ли ему в России. У входа в институт, мужчина замялся:

- Мадемуазель Соловьева, я пойму, если вы откажете…, Я иностранец, гость города. Я еще ничего не видел…, Если бы вы могли…, - он, немного смущенно, улыбнулся.

- Через две недели…, - Вера завела свои часики, что висели на браслете, подарке Фрэнсиса, - через две недели…., Это ребенок Фрэнсиса, сомнения быть не может..., - с Воронцовым-Вельяминовым она не виделась с Рождества. Записок почти бывший любовник не присылал. Вера пожала плечами:

- Фрэнсис сделает предложение. Сообщу Федору письмом, что я выхожу замуж. Он меня никогда не любил, он только свою карьеру любит…, - Вера вспомнила о смерти старшего сына Федора:

- Все равно, нельзя так. Он Колю потерял, ему тяжело. Иисус заповедовал нам быть милосердными. Надо с ним встретиться, сказать все, лицом к лицу…, - она полюбовалась широкими бедрами, большой, пышной грудью, и вспомнила голос Долгоруковой: «Ты вся сияешь, милая».