"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ)

- А ты, Элиэзер, издавай здесь, в Иерусалиме, газету на иврите. Мы откроем школы…, - Моше блаженно закрыл глаза: «Бенцион и Шуламит на своем языке учиться будут».

Он сдвинул черную, бархатную кипу и поскреб в рыжей голове. Моше был доволен. Осушение болот шло отлично, у них появились деньги на покупку новых участков земли. В порт Яффо почти каждый день приходили корабли, наполненные новыми иммигрантами, молодыми, сильными людьми.

Сельского хозяйства, они, конечно, не знали. В Петах-Тикве Мария устроила краткие курсы. Бывшие ученики ешив, портные, и аптекари внимательно слушали ее лекции о свойствах почвы, о выращивании плодовых растений и молочном животноводстве. До ферм им было еще далеко, но Мария, бодро, говорила:

- Когда-нибудь у нас появятся собственное молоко и сыр, обещаю.

Жена спустилась вниз:

- Заснули, наконец-то. Здесь шумно, все же город.

Моше, незаметно, под столом, взял ее за руку. Мария была в простом, холщовом платье, волосы девушка прикрывала туго завязанным платком. В Петах-Тикве она носила, берет. Из-под него всегда выбивались каштановые локоны. Приезжая в Иерусалим, девушка смеялась:

- Здесь люди к такому не привыкли. Даже тетя Марта голову покрывает, и моя новая бабушка, - Мария скрывала улыбку, - хоть они и не еврейки.

В Петах-Тикве у них был деревянный, простой, в две комнаты дом. Мария носила детей с собой, и в поле, и на занятия в классы. Они просыпались рано, до рассвета, дел всегда было много. Моше, выходя во двор, вдыхал теплый ветер:

- Наша земля. Наша страна. И всегда так будет. Бенцион и Шуламит увидят здесь еврейское государство. Может быть, и мы…, - хотя, судя по всему, султан не собирался предоставлять Святой Земле независимость. Моше говорил жене:

- Посмотрим. Кто бы мог подумать, что у нас поселения еврейские появятся, а видишь…, - он обводил рукой ровные ряды палаток.

Когда они приезжали в Иерусалим, бабушка Дина качала головой:

- Осталась бы ты здесь, Сара-Мирьям. У вас болота, нездоровый воздух, малярия…, А дети еще маленькие…, - однако, пока Мария кормила, она не могла разлучиться с малышами. Не было и разговора о том, чтобы Моше жил в Петах-Тикве один:

- Я нужна мужу, тетя Дина, - твердо говорила Мария, - вы с дядей Исааком никогда не расставались. Так же и у нас будет.

Моше налил жене чаю:

- Мы с Элиэзером обсуждаем, говорить ли в новом поселении на святом языке…, То есть на иврите, -поправил он себя: «Ребята все его знают. Они в школах учились, в ешивах…»

- Конечно, - голубые глаза жены улыбнулись:

- Прямо сейчас и начнем.

Моше с Бен-Иегудой до этого говорили на идиш. Моше покраснел и перешел на святой язык. Сначала они, все втроем, немного запинались, а потом дело пошло веселее. Они обсуждали иммиграцию и сельское хозяйство. Моше пощелкал пальцами:

- Элиэзер, во времена Танаха наши предки не пользовались помпами. И не ездили по железной дороге. И пароходов у них не было…, - он стер пот со лба:

- Вроде и жара спала, а все равно…, - Бен-Иегуда заметил:

- Я тоже устал. Но будет легче, обещаю. А слова, - он посмотрел куда-то вдаль, - слова мы придумаем, Моше. Будем брать их из арабского языка…, - он посмотрел на Марию: «А вам не тяжело было, госпожа Судакова?»

Она блеснула белыми зубами:

- Глаза боятся, а руки делают, господин Бен-Иегуда. Я это всегда нашим поселенцам говорю. Продолжим, - велела Мария: «Теперь о политике. Поговорим о новом американском президенте, господине Честере Артуре».

- Поговорим, - обреченно пробормотал Моше себе под нос, любуясь женой. Она сидела, закинув ногу на ногу, упрямый подбородок был выставлен вперед, на загорелых щеках играл румянец. Когда тетя Полина, из Англии, написал о смерти Волка, Моше, осторожно, сказал жене: «Мне очень жаль, милая…»

Двойняшкам было два месяца. Они оставались в Иерусалиме, у бабушки и дедушки. Мария сидела в кресле, подшивая пеленки. Дети сопели в колыбели, за окном слышался шум. Мужчины, ближе к вечеру, возвращались из ешив.

- А мне не жаль, - отрезала жена:

- Я его никогда в жизни не видела. Он откупился от меня деньгами. Его заставила заплатить покойная бабушка Джоанна. Он мне единой строчки не написал, Моше, - Мария, с размаха, воткнула иголку в подушечку:

- Он мне никто. И я прошу, - она потянулась и взяла его за руку, - только дедушка и ты знают, что я его дочь. Пусть так и дальше будет, - Моше наклонился и обнял сильные, широкие, такие знакомые плечи: «Конечно, любовь моя».

В открытое окно спальни доносился запах свежего кофе. Полина улыбнулась, услышав голос мужа. Аарон всегда насвистывал армейские песни, готовя завтрак. Это был «Марш Гренадеров». Она, устроившись удобнее в постели, развернула письмо от дочери.

Джейн писала, что в Лондоне все в порядке. Они с Грегори внесли депозит за дом в Сент-Джонс-Вуде. Грегори работал в госпитале и открыл собственную практику, а Джейн училась в Женском Медицинском Институте: