Вельяминовы. Начало пути. Книга 1

— Да, — Кася не смотрела на нее.

— Что тебе обещали? — спросила Марфа, вглядываясь в невзрачное, курносое лицо девушки.

Внезапно она поняла.

— Она отдаст тебя своему сыну? — усмехнулась женщина. «Мураду?».

Кася закивала головой. «Я буду его третьей кадиной. У меня широкие бедра, я девственница, мне шестнадцать лет. Я рожу ему здоровых сыновей. Когда ваш сын умрет, — сказала она».

— Мой сын не умрет, — Марфа поднялась и помолчала. «Скажи…, своей госпоже, что я жду ее у себя на террасе, как взойдет солнце. И если ты еще раз приблизишься к моим детям, то взойдешь на брачное ложе слепой и без носа, поняла?».

Кася кивнула.

— Красивый вид, — Марджана посмотрела на рассвет, медленно поднимающийся над Босфором. «Будет жалко, если погода опять испортится».

— Помнишь, я говорила, что ты неглупа, — высокая, белокурая женщина положила изящную ладонь на пальцы Марджаны. «Беру свои слова назад. Ты умна. Я тебе помогу, но и ты мне помоги».

— Как? — спросила та.

— Не задавай вопросов, когда придет время. И говори то, что я тебе скажу, — усмехнулась Нур-бану. «Делать тебе ничего не придется, не бойся».

— А что Джумана? — кадина все смотрела на окрашенное нежными красками небо.

— Не суди строго женщину, которая потеряла ребенка, ты сама едва этого избежала, — вздохнула венецианка.

— У нее был муж и сын, там, — она махнула рукой на запад.

— Когда на их деревню напали, сына убили у нее на глазах, а мужа увели в рабство, как и ее.

Она больше никогда его не видела. Она…, - Нур-бану помедлила, — сломалась. Сломанные деревья чаще гниют.

— И быстрее падают, — добавила Марджана.

— Да, — согласилась старшая женщина. «Джумана не твоя забота. Приходи сегодня ко мне, моя торговка принесет из города духи, шали, сладости. Поболтаем о том, о сем».

— А как же Соколлу? — зеленые глаза Марджаны вглядывались в море.

— Султаны уходят, великие визири остаются, — венецианка повернулась и добавила, через плечо: «Не удивляйся, если начнется дождь. Или снег. Зима здесь, — она улыбнулась, — бывает изменчива».

Эстер Хандали проницательно посмотрела на Марфу и обернулась к Нур-бану.

— Думаю, мы сможем это устроить, — сказала торговка. «Будет немного сложно, но я постараюсь. После заката доставлю твои, кадина, заказы, — она кивнула венецианке, — и скажу точно. Деньги? — еврейка не закончила.

— Вот, — Марфа показала страницу из материнской книжки и внезапно увидела в черных, красивых глазах Эстер огоньки удивления.

— Ну что ж, — торговка поднялась с колен. «Я проверю».

Нур-бану нежно поцеловала Эстер в щеку, и та выскользнула за дверь.

— Ты можешь взять что-нибудь… — Нур-бану повела рукой в сторону двора, — из своего…

— Могу, — Марфа поднялась, — но не хочу.

Джумана поежилась и набросила на себя мех. Ахмад погрел ее руки в своих ладонях.

— Когда тебе уезжать? — грустно спросила его мать.

— Через два дня, — юноша вдруг вздохнул.

— Задержись еще ненадолго, — попросила его Джумана. «Буквально на один день».

Она приблизила губы к уху сына и что-то зашептала.

Тот улыбнулся и медленно сказал: «Ну, это недальний свет. Я пошлю к нему надежного человека, все будет сделано».

— Только сначала она, — предупредила его мать и Ахмад, прижав ее к себе, пробормотал: «Ты будешь мной гордиться».

— Я уже горжусь, — поцеловала его Джумана.

Эстер разложила на ковре духи и взглянула на Марфу: «Те деньги, что у вас, кадина, в книжке. Их нет».

— Где же они? — застывшими губами спросила Вельяминова.

— Этот вклад уже забрали, — спокойно ответила женщина.

Селим, оперся на перила террасы и посмотрел на легкий снег, покрывавший берега залива.

«Еще одна зима, — улыбнулся султан. «Немного потеплеет, — выйду с Фаруком в пролив на галере, пусть сын привыкает к морю».

Он прошел по дорожке в сад. На лепестках роз виднелись прозрачные, быстро тающие хлопья. Мужчина присел и полюбовался сложным узором снежинок. «Ни один ремесленник не повторит того, что сделал, в своей милости, Аллах, — подумал он. «Христиане рисуют своего бога, и делают статуи его матери — глупцы! Нет такого художника, что сможет достойно запечатлеть прелесть Марджаны.

Селим, почувствовал, как соскучился по жене. «Надо будет распорядиться, чтобы как следует, протопили новую купальню и наполнили бассейны к завтрашнему дню. Заберу ее туда и не выпущу до полудня, а то и позже. Пусть принесут подогретого вина со специями, сладостей, — она их любит. Меха надо расстелить на полу».

Он представил себе жену, выходящую из теплого бассейна, с распущенными по спине, бронзовыми волосами, и едва удержался, чтобы не пойти к ней в опочивальню прямо сейчас.

— Как мальчишка, — усмехнулся, Селим, вспомнив себя семнадцатилетним юношей. Нур-бану было шестнадцать, и тогда он днями не отпускал ее с ложа.

Он взглянул на купальню и решил еще раз все проверить. «Мало ли, что-то не доделано, — он быстрым шагом пошел к дверям. «Лучше сейчас будет исправить, чем потом увидеть, не до того нам с Марджаной завтра будет».

— Ну, пойдем, — вздохнула Нур-бану, поднимаясь.

— Она уже там? — спросил кизляр-агаши, укутывая женщину в кашемир.