Девочка проснулась и поднялась на ложе. Снаружи шумел осенний ветер, гоняя палые листья. Брат спокойно сопел, свернувшись в клубочек. Серый, предутренний свет заползал в опочивальню, освещая разбросанные на огромном ковре игрушечные галеры, солдатиков, лежащего на боку деревянного коня на колесиках.
Ребенок встал, и, подойдя к двери, выглянул наружу. Море бурлило штормом — холодное, свинцовое, сильный дождь хлестал по темному от воды мрамору террасы.
Рядом с ногой девочки что-то проскользнуло, и она, наклонившись, радостно сказала:
«Ужик!»
Она почти ничего не помнила из той жизни — только нагретую солнцем траву, и
Она вообще ничего не боялась
Змея — небольшая, красивая, — свернулась колечками и зашуршала чешуйками, подняв изящную голову.
— Здравствуй, ужик! — улыбнулась Феодосия и, присев на корточки, протянула руку вперед.
Женщина, пробормотав что-то, плотнее закуталась в отороченное мехом шелковое одеяло.
За стенами опочивальни свистел холодный, северный ветер.
— Марфа! — услышала она чей-то голос в
Она
Марджана проснулась и, обернувшись на Касю, что мирно спала в углу, посмотрела на свои испачканные кровью пальцы. Она вздохнула, и, нашарив ногами расшитые сафьяновые туфли, прошла в умывальную.
Она плеснула холодной водой на лицо и вдруг застыла — из соседней спальни, где ночевали дети, слышался голос дочери.
Марджана нашарила в постели кинжал, — с тех пор, как ее пытались отравить, она упросила, Селима вернуть ей оружие, и нащупала на рукоятке клинка золотую фигурку рыси.
В огромном зале было тихо и сумрачно. Янычары охраняли двери снаружи, а здесь, среди темных колонн, никого не было. Марджана осторожно открыла дверь детской.
Дочь стояла на коленях, с любопытством рассматривая коричневую, блестящую змею.
— Федосья, замри, — спокойно сказала Марфа, и, вспомнив, как учили ее покойный батюшка и отец Феодосии, метнула кинжал. Змея задергалась, пригвожденная клинком к ковру. Дочь ахнула, и Марфа, быстро пройдя к ней, зажав ей рот, со всей силы наступила на хребет змеи. Раздался тошнотворный хруст.
— Мама, — тихо спросила девочка, — ты зачем ужика убила?
— Тихо. Ложись, — Марфа укрыла Феодосию, перекрестив ее, и посмотрела на мирно спящего сына. «То не ужик был. Закрывай глаза».
Она оглянулась и заметила валяющуюся в углу опочивальни плетеную корзинку. Убрав туда труп змеи, Марфа нашла на стенке прицепившийся к ней белокурый, длинный волос.
Она встала на колени и приставила к горлу Каси кинжал. Девушка заворочалась и попыталась присесть.
— Рассказывай, — потребовала Марфа и чуть надавила клинком на нежное, белое горло.
Голубые глаза служанки наполнились слезами.
— Я его ненавижу, — прошептала Кася. «Он убил мою мать».
— Как? — спросила Вельяминова.
— Она была его гездэ, давно еще, как нас только сюда привезли, — всхлипнула полька.
«Понесла от него, а ребенок застрял. Лекари сказали, что это мальчик. Он распорядился, — Кася уронила голову на колени, и разрыдалась, — ее…, разрезать. Сказал, что один сын ему дороже, чем сотня женщин. Мама умерла, а там…, у нее была девочка. Тоже мертвая».
— Тихо, — Марфа погладила ее по голове. «И все эти три года ты за мной следила?»