Вельяминовы. Век открытий. Книга 1

- Совсем дурак, - отозвался кузен. Джон вспомнил, как они оба, и Питер, и Пьетро, возились с ним, в детстве. Покраснев, юноша что-то пробормотал.

- Я джентльмен, - серьезно сказал Пьетро: «Как ты мог подумать, Джон, что я на такое способен? И твоего отца я не боюсь. Если бы я мог, я вас обвенчал бы, хоть сегодня. Без лицензии, черт с ней».

- Тебя бы запретили в служении, - хмыкнул Джон. Пьетро, ухмыльнулся: «Я, мой дорогой, больше не англиканский священник».

Джон открыл рот. Выслушав кузена, он осторожно спросил: «Это..., это из-за нее, из-за Полины?».

Пьетро почесал в темных волосах. Он был в простом сюртуке. Тронув экипаж, кузен ответил:

- Я думал, что да. Но потом понял, нет. Я давно хотел, - он махнул в сторону видневшегося на горизонте шпиля церкви, - разобраться, что мне надо в жизни. Может быть, - задумчиво добавил Пьетро, - в Риме я и пойму, что. И вернусь сюда. Но в революции я участвовать не собираюсь. Его святейшество против всего этого, а что я за католик буду, если начну спорить с папой?

Во дворе усадьбы, Пьетро отдал поводья конюху: «Здесь нет никого, Питер с дедушкой в Сити уехали. Бери Полину, прощайся с бабушкой Мартой, и отправляйтесь в Ливерпуль».

- Погоди, - Джон поймал его за рукав сюртука, - ты еще не все знаешь. Он, внезапно, покраснел: «Господи, как стыдно за отца. Но надо, предупредить Пьетро, иначе нельзя».

Кузен прислонился к мраморной балюстраде, серые глаза похолодели.

- Если дядя Джон и не знает, что я еду в Рим, - наконец, заметил Пьетро, - то не сегодня-завтра узнает. Мама ему скажет. А если он захочет со мной встретиться, я тоже ему скажу кое-что. Все, что думаю, Джон, прости меня. Я не шпион и никогда им не стану.

Он заметил, как заалели смуглые щеки юноши, и потрепал его по плечу: «Спасибо тебе. Больше не будем это обсуждать. Иди, - Пьетро кивнул на дубовые, высокие двери, - помой руки. Мы как раз, - он принюхался, - к обеду успели».

Полина была на втором этаже, в своей комнате. Она стояла с карандашом и блокнотом в руках, над саквояжем, двигая розовыми губами, вычеркивая что-то из списка.

- Гликштейн, - напомнил себе Джон, вытаскивая из кармана куртки потрепанный букетик фиалок. «Господи, кого к нему послать, мы все отцу известны...»

Полина обернулась. Ахнув, она очутилась в его объятьях. Джон целовал ее, вдыхая запах цветов, слыша, как бьется ее сердце, совсем рядом. Девушка, на мгновение, оторвавшись от него, задыхаясь, сказала: «Я..., маме письмо отправила. Багаж весь в Ливерпуле. Во вторник на следующей неделе отплываем. В субботу можно обвенчаться, ты привез лицензию? Потом я съезжу в Лондон, на собрание..., А что твои родители? - озабоченно спросила Полина.

- Давай сядем, - попросил Джон: «Послушай меня, любовь моя». Он устроил ее у себя в руках: «Лицензию я не привез. Мой отец против того, чтобы мы поженились. Мама..., мама мне сказала, что она очень рада, а вот отец..., - Джон вздохнул: «На собрание тебе ходить нельзя, милая, это опасно».

Полина отстранилась. Девушка, недоуменно, спросила: «Почему?»

В комнате пахло фиалками, мерно тикали серебряные часы на камине. Джон увидел, в полуоткрытую дверь угол кружевного покрывала на кровати. Он вспомнил узкую, деревянную койку в своей каморке. Она тогда, легко, неслышно дыша, шептала ему на ухо: «Как хорошо, Джон..., как хорошо, я и не думала, не представляла себе...».

На стене гостиной висел портрет. Два темноволосых мальчика лет десяти сидели на ступеньках, третий, со светлыми волосами, поменьше, показывал им белого кролика в плетеной корзинке.

- Это бабушка Изабелла написала, - отчего-то вспомнил Джон, - когда мы из Австралии вернулись. У мамы копия есть, в Саутенде. Я помню, Питер и Пьетро мне тогда сладости с кухни приносили, чтобы я стоял спокойно. Кролика звали Братец Кролик. Мне бабушка Марта тогда сказки рассказывала, американские. Поэтому я так его и назвал.

Он положил руку на клык и стал говорить.

Лицо Полины брезгливо исказилось:

- Твой отец следил за моей семьей..., за моей мамой! За дядей Полем! Как он смеет, - девушка высвободилась из рук Джона. Она гневно спросила: «Откуда твой отец знает о собрании? Отвечай мне? Никто не знал, кроме меня, Гликштейна и еще нескольких человек, которым Гликштейн доверяет, как самому себе. И тебя..., - она отступила к саквояжу.

- Это ты ему сказал, - губы девушки задрожали: «Ты, шпион, сын шпиона! Я знала, знала, это у тебя в крови!»

- Полина, - Джон потрясенно поднялся, - Полина, я клянусь тебе, я никогда..., Я сам не понял, откуда у него эти сведения. Я прошу тебя...

- Не прикасайся ко мне, - яростно велела девушка, захлопнув саквояж. Оглянувшись, она подхватила суконную накидку: «Нет, но какой мерзавец. Джон Брэдли, соглядатай. Еще смеет мне говорить, что он ни в чем не виновен. Отправлю Гликштейну письмо с Юстонского вокзала, предупрежу его. А материалы..., - Полина сжала губы, - что теперь делать. Эти двое меня в тюрьму посадят, не остановятся».

Джон попытался схватить ее за руку: «Полина!»