Вельяминовы. Век открытий. Книга 1

- Интересно, - она задержала взгляд на дамах, что ждали поезда, - когда корсеты еще уже станут? Хотя куда уже, казалось бы. И юбки такие, что на них по двадцать футов ткани уходит. Сидония говорит, что опять кринолины вернутся. Господи, - поняла Марта, - я еще помню, как их в прошлом веке носили. Для торговли нынешняя мода хороша. Дамы вынуждены много покупать. Скорей бы шляпы и капоры сняли, на улице. Дома-то давно не носим, слава Богу.

В прошлом году они ходили семьей на выставку Королевской Академии Искусств. Марта остановилась перед большой картиной, изображавшей казнь короля Людовика. Женщина шепнула Франческо: «Дорогой мой, в то время дамы совершенно точно не надевали корсетов. Я там была, -она кивнула на картину, - я знаю. И шляпок тоже не носили, поверь мне».

Франческо развел руками:

- Художнику тридцать лет, тетя Марта, и потом, - он оглянулся, - сейчас так принято. Академики не перенесут, если им представят картину, где будут женщины с распущенными волосами. Если они не нимфы, и не греческие богини, - Франческо усмехнулся.

Она покусала карандаш: «Те материалы, о которых мне Маленький Джон говорил, в Америку отправятся. Это я его светлости обещаю. И вообще, - Марта откинулась на спинку скамьи, покачав изящной, в черном ботинке, ногой, - тряхну стариной».

У нее, на удивление, ничего не болело. Эстер, думала иногда Марта, была такой же несгибаемой, а Ханеле, здесь она всегда улыбалась, Ханеле должна была пережить их всех. Семейный врач, осматривая ее, каждый раз говорил: «Миссис Кроу, просто удивительно. В ваши годы, и такое здоровье».

Она думала о смерти спокойно, обещая себе уйти сразу вслед за Питером. «Не сейчас, - Марта, увидела дымок приближающегося поезда, - не сейчас. Надо узнать, что случилось с мальчиками. Только тогда».

Пьетро помог ей зайти в обитое бархатом отделение первого класса. Марта устроилась на диванчике, Посмотрев на обложку Lady’s Magazine, она попросила:

- Читай. Там колонка Сидонии о летних модах, это всегда интересно. И ты, - она погладила мужчину по плечу, - когда в Италии будешь, с тамошними родственниками познакомься.

- Они очень дальние..., - неуверенно, заметил Пьетро.

- Все равно, - решительно отрезала Марта. Она смотрела в окно, на зеленеющие поля и думала, что с вокзала Паддингтон надо будет отправить кабель в американское посольство.

- Приглашу посла, - Марта полюбовалась своими отполированными ногтями, - попить чаю. В субботу, к пяти часам вечера. А с утра навещу Уайтчепел. Гликштейн еврей. Он в субботу не работает, застану его дома. А в воскресенье..., - Марта едва не рассмеялась вслух и сказала Пьетро: «Отличная статья».

- Здесь выступают против предоставления замужним женщинам права владеть собственностью, -удивленно отозвался Пьетро: «Вы всегда сами...»

- Я о модах, - хмыкнула Марта. «А это, - она указала на журнал, - редкостная косность. Только в наше время, к сожалению, - женщина вздохнула, - все останется, без изменений».

В Лондоне она отправила нужный кабель. Пьетро довез ее в кебе на Ганновер-сквер. Марта, оказавшись в своей гардеробной, достала из дальнего шкафа, простое, темное, старомодное платье и такой же чепец. «Говорила я Сидонии,- она прикоснулась к грубой шерсти, - что все это еще пригодится. И оказалась права».

На чердаке, у окна, на деревянном табурете, сидел невидный человечек в потрепанном сюртуке. Внизу, на Бевис-Маркс, гомонили торговцы, скрипели колеса кебов. Он, не отрываясь от короткой подзорной трубы, протянул руку назад, и принял оловянную кружку с чаем.

- Что там? - спросил его напарник, садясь рядом.

- Ничего интересного, - зевнул мужчина: «Гликштейн с утра из дома ушел, это я в блокнот занес. И что он вернулся, тоже. Ребята на улице довели его до синагоги и обратно привели. Там наш человек сидит. Он прислал записку, что ни с кем подозрительным Гликштейн не встречался. Помолился, и домой отправился. Прачка к ним явилась, с корзиной. Старуха какая-то, я ее и записывать не стал. Подержи, - мужчина передал напарнику подзорную трубу и с наслаждением отпил горячего чаю.

- Не подходите близко к окну, - велела Марта Гликштейну, в бедной комнате, в доме напротив. Каморка была разгорожена тонкой перегородкой на две части. На столе, вместе с книгами, лежал табак и гильзы.

- Жена набивает, - объяснил Гликштейн, - а мальчики мои старшие на улице продают. Мы из Кельна, в чем были, уехали, миссис..., - Марта подняла ладонь: «Не надо вам знать, как меня зовут, мистер Гликштейн».

- Меня в тюрьму хотели посадить, - он вздохнул и почесал седоватый висок.

- Вот и пришлось..., - Гликштейн не закончил. Из-за перегородки доносились тихие голоса детей, что играли на полу. «Семь лет, пять лет, и девочке годик, - вспомнила Марта: «Если его арестуют, они с голоду умрут».

- Мне письмо вчера прислали, только я его сжег, - Гликштейн замялся: «Меня предупреждали, что будет проверка..., А что там, - он кивнул на окно, - почему нельзя близко подходить?»