Вельяминовы – Время Бури. Книга первая

– Срочное сообщение из Бельгии. Рейс авиакомпании Сабена, из Кельна в Брюссель, в связи с плохой погодой, был направлен на аэродром Остенде. К сожалению, при заходе на посадку, при низкой видимости, пилот задел крылом самолета фабричную трубу. Судя по сведениям, в катастрофе погибли все члены экипажа и пассажиры, включая семью наследного принца Гессенского и знаменитую американскую актрису, мадам Роксанну Горр…, – чашка мейсенского фарфора, выскользнув из рук Эстер, разлетелась на мелкие осколки.

– Не склеить, – поняла женщина, – не склеить. Давид будет недоволен…, – диктор продолжал говорить. Эстер заставила себя аккуратно сложить полотенце. Наступив на тонкий фарфор, она сжала руки. Ей надо было подняться наверх, к отцу. В коридоре она немного постояла, слушая его ласковый голос, лепет мальчиков. Повернув бронзовую ручку двери, Эстер вошла в детскую, где пахло молоком и тальком, горел ночник, и звучала медленная, тихая колыбельная.

Давид остановился на мосту через Принсенграхт. День оказался теплым. Расстегнув твидовое пальто, он прислонился к перилам. Доктор Кардозо оставил ее на скамейке, в парке, рядом с прудом, где плавали лебеди. Она была без шляпки, золотистые волосы сверкали на солнце. Она комкала в маленьких, хрупких руках носовой платок:

– Надо Гамена забрать. Но как…, – серо-голубые глаза заблестели, – как мне в лицо ей смотреть…,– Элиза всхлипнула. Обняв девушку, наклонившись, Давид провел губами по ее запястью, не обращая внимания на детей, бегающих вокруг, на матерей с низкими колясками:

– Я говорил, в Гааге. Тебе не надо с ней встречаться. Я все сделаю. Пообедаем, я навещу своего адвоката, и поедем в Мон-Сен-Мартен…, – едва почувствовав его прикосновение, Элиза задрожала.

Давид знал, что девушка уезжает в Гаагу.

Работая в Лейдене, он поймал себя на том, что посматривает в сторону больших часов, на стене лаборатории. Не выдержав, он достал из кармана пальто расписание поездов. Найти Элизу оказалось легко. Она всегда останавливалась в католических пансионах для девушек. На вокзале он узнал, что таких гостиниц в Гааге всего две. В первой ему сказали, что мадемуазель де ла Марк живет именно здесь. Давид оставил ей записку.

Он снял лучший номер в отеле «Курхауз», в Схевенингене, с видом на променад и берег моря. Давид попросил поставить в гостиной и спальне цветы. Спустившись вниз, доктор Кардозо заказал столик в ресторане. В городе он выбрал у лучшего ювелира изящный браслет, из серо-голубого, похожего на ее глаза, жемчуга.

– Хватит, – Давид рассчитался – я ее больше не люблю. Никогда не любил, все было ошибкой, увлечением. Пусть отдаст мальчиков, и убирается обратно в Америку. Видеть ее больше не хочу…, – он вспомнил, как танцевал с Элизой. Девушка, едва дыша, слушала рассказы о джунглях и пустыне:

– Она поедет со мной в экспедиции, – уверенно сказал себе Давид, – станет моим секретарем, напишет мою биографию. Она вырастит мальчиков. Им даже не обязательно знать. Они маленькие, и ничего не вспомнят.

Он приехал за Элизой в ее скромный пансион, на лимузине, с букетом роз. Доктор Кардозо весело сказал:

– У меня тоже были дела в Гааге, кузина. Я не мог вас не увидеть…, – девушка покраснела, часто задышав. Когда он упомянул о ресторане, Элиза смутилась:

– У меня нет вечернего платья, я не брала…, – она вертела сумочку. Девушка носила синий костюм, в котором, впервые, пришла к нему в кабинет.

– Не страшно, – уверил ее доктор Кардозо, – патроны будут смотреть только на меня, после репортажей в газетах…, – он подмигнул Элизе, девушка расхохоталась.

Давид не шутил.

После конгресса газеты Голландии напечатали его интервью о борьбе с чумой. На фотографиях доктор Кардозо выглядел кинозвездой. Он стоял, небрежно надвинув шляпу на бровь, засунув руки в карманы пиджака, на фоне кирпичной стены госпиталя, с эмблемой Красного Креста:

– Побеждающий смерть, – Давид прочитал заглавие: «Отлично вышло».

В ресторане люди, действительно, переглядывались. Кто-то попросил у него автограф, на газете. Элиза слушала Давида, открыв рот, они танцевали. Кофе доктор Кардозо попросил принести в номер. Опустившись на колени, он целовал ей руки. Давид говорил, что любит ее, с той минуты, когда впервые увидел:

– Эстер…, – он вздохнул, – никогда меня не понимала, не поддерживала моей работы. Она меня не любит, я ее тоже. Это было увлечение, мимолетное…, – от пальцев Элизы пахло лавандой. Мерно, спокойно шумело море за окном, трепетали огоньки свечей в серебряном канделябре:

– Мы давно не муж и жена, – он прижался лицом к ее рукам, – после того, как мальчики родились, у нас ничего не было…, – ее сердце бешено стучало. Она всхлипнула, что-то неразборчиво пробормотав.

– С тех пор, как я увидел тебя…, – он осторожно, нежно расстегнул верхнюю пуговицу на ее блузке, – я больше ни о ком не могу думать, Элиза. Ты моя любовь, так будет всегда. Мы поедем к твоим родителям, я сделаю предложение. Весной я получу развод, и мы поженимся. Я возьму тебя в Африку, я покажу тебе весь мир…, – Элиза успела подумать: