Аккуратно, стараясь не привлекать внимания Виллема, Макс подхватил конверт:
– Он, кажется, не в себе. Лицо у него такое. Очень надеюсь, что он без оружия. Еще убьет ее, на моих глазах. Или в меня выстрелит. Мне осложнения не нужны…, – прижавшись к стене, фон Рабе сделал шаг в направлении передней.
– Виллем! – отчаянно крикнула Тони:
– Я не виновата, пожалуйста, поверь мне! Я сопротивлялась, он заставил меня…, – его губы дернулись:
– Он передал тебе координаты?– Виллем двинулся к ней: «Он?». Тони, забилась в угол комнаты.
Белокурая голова мелко закивала:
– Виллем, это был штаб, штаб националистов, в Теруэле. Виллем…, – Тони упала на колени:
– Что случилось? Я не виновата, я хотела…, – нагнувшись, он встряхнул девушку за плечи:
– Шлюха! Грязная, подлая шлюха, нацистская подстилка! Гори в аду, и ты, и…, – Виллем прошагал к Максу, – и он!
Гауптштурмфюрер не успел достать пистолет. Виллем, одним ударом, свалил его на пол. Рот залила кровь, зуб зашатался:
– Еще на дантиста тратиться, из-за сумасшедшего…, – попытавшись подняться, Макс опять полетел на половицы. Виллем плюнул в окровавленное лицо:
– Сдохни в муках, убийца. И она пусть сдохнет…, – он даже не посмотрел на Тони. Перешагнув через остатки двери, Виллем вышел на площадку. Костяшки пальцев покрывали ссадины, руки дрожали. В кармане пиджака лежала записка, с адресом отца Фернандо, в Барселоне:
– Я искуплю свою вину…, – по щекам текли горячие слезы, – столько, сколько Господь мне отмерит жизни. До конца дней моих, обещаю…, – он опустился на ступеньку:
– Не могу поверить, что она…, Я ее ненавижу, ненавижу…, – Виллем заплакал. Знакомая рука тронула его за плечо. Она стояла, как была, босиком, в разорванной блузке:
– Виллем, милый, я не могла, не могла иначе. Я все объясню. Мы уедем отсюда. Виллем, – Тони запнулась, – я жду ребенка, нашего ребенка. Я была у врача…, – Тони отшатнулась, комкая шелк на груди. Он поднялся, лицо закаменело, серые глаза похолодели:
– Пошла вон отсюда, дрянь, вместе с ублюдком фашиста! Не приближайся ко мне, я тебя ненавижу. Ты умерла, понятно? Как умерли дети, которых ты убила! Сука! – оттолкнув ее, Виллем сбежал вниз.
Тони ринулась за ним, спотыкаясь на ступеньках:
– Виллем! Я ничего не знаю! Какие дети? – она опять рухнула на колени:
– Виллем! Я не виновата, не виновата…, – он рванул дверь подъезда. Тони поползла за ним, не понимая, что оказалась на улице, не замечая остановившихся прохожих: «Виллем!». Юбка сбилась, блузка распахнулась на груди:
– Пожалуйста, выслушай меня…, – он бежал.
Тони заставила себя подняться на ноги. Голова закружилась, она почувствовала тошноту. Рыжие волосы скрылись за углом. Толпа стояла у афиш с надписью: «ПОУМ». Еле переставляя ноги, девушка побрела туда. Она читала, не веря своим глазам. Тони прошептала:
– Сиротский приют. Зачем фон Рабе такое…, она дошла до слов: «Капитан де ла Марк приговорен к расстрелу». Тони всхлипнула:
– Что я наделала? Я сама, своими руками. Я его убью…, – Тони кинулась к подъезду, – и убью Петра, когда он появится. Он передал фон Рабе координаты. Я найду Виллема, он меня простит, мы любим, друг друга…, – взлетев по лестнице, Тони замерла. Фон Рабе стоял на площадке, с пистолетом.
– Без глупостей, милочка, – предупредил ее немец:
– Иначе ваши фото, завтра…, – Тони бросилась на него, пытаясь вырвать оружие, царапая его лицо: «Будьте вы прокляты, мерзавцы! Я знаю, знаю, кто вам передал цифры…, – фон Рабе отшвырнул ее. Он успел смыть кровь с лица. Губы немца были разбиты, под глазом набухал синяк:
– Ребенок…, – Тони, невольно, положила руку на живот, – я не могу его терять. Виллему тяжело, надо подождать. Он меня любит, он вернется…, – Тони выпрямила спину:
– Убирайтесь прочь, не подходите ко мне. Отдайте негативы, и запомните, я никогда, ничего, не буду для вас делать…, – фон Рабе посмотрел в упрямые, прозрачные глаза.
– Она больше не работник, – сказал себе Макс, – а жаль. Впрочем, Муха от нас никуда не денется. Красивых девушек на свете много…, – он хмыкнул:
– Пеняйте на себя, леди Антония. Не поступайте глупо, или ваши фото…, – по ее лицу текли слезы. Она шарила по каменной стене, будто ища опоры:
– Мне все равно…, – выплюнула Тони:
– Я вас ненавижу…, – его шаги стихли. Девушка опустилась на пол, рядом с разбитой дверью: «Виллему надо бежать отсюда, скрыться, иначе его расстреляют. Он думает, что я нарочно приехала на позиции…, – Тони вытерла лицо:
– У нас будет дитя, остальное неважно. Я отыщу Виллема, встану на колени, попрошу, чтобы он меня простил…, – она вспомнила его шепот:
– Я люблю тебя. Тогда и полюбил, у машины. Я не думал, что тебе тоже нравлюсь…, – Тони раскачивалась, кусая губы. Девушка затихла, слушая шум недалекого бульвара, звон колоколов, гудки машин: «Мы будем вместе, обязательно».
Фон Рабе добрался до пансиона окольными улицами. Макс не хотел попадаться на глаза патрулям, с избитым лицом:
– Очень надеюсь, что Виллем застрелится, – хмыкнул он, рассматривая себя в зеркало, – или его арестует республиканская милиция. Он человек заметный, его описание по всей Барселоне развешано.