Вельяминовы – Время Бури. Книга первая

Запыленный грузовик остановился на приморской дороге. Отсюда были хорошо видны шпили Саграда Фамилия, но местность оставалась деревенской. Ставни в каменных, бедных домиках захлопнули. Поселок отдыхал, шла сиеста. По тропинке брело маленькое стадо коз, пахло солью, вдали блестел залив. Крохотное кафе тоже было закрыто. Ветер шевелил страницы газет на столиках. Кто-то оставил шахматную доску. В затянутом холщовым тентом кузове грузовика лежали мешки с апельсинами. Виллем, привалившись к борту, опустил голову в руки.

Священник, приютивший его в кафедральном соборе Теруэля, отец Хосе, вывел мужчину из города, ночью, по западной дороге, на территорию националистов. Вилллем не мог подумать, о том, чтобы вернуться в окопы республиканцев. После исповеди отец Хосе устроил его в скромном доме, во дворе собора. Священник накормил его и велел спать. Виллем не мог заснуть. Он сжимал сильными пальцами распятие, едва слышно плача. Отец Хосе ушел в госпиталь, и вернулся поздним вечером. Погибло тридцать детей, а из сотни раненых, среди них были и взрослые, многие находились при смерти.

– Сеньор О’Малли, – священник посмотрел в сторону, – закрывший своим телом детей, в порядке. Его прооперировали, вынули осколок…, – Виллем сглотнул: «Святой отец, мне надо в Барселону». Священник присел рядом:

– Поступайте, как знаете, сын мой. Я буду молиться за вашу душу. И еще…, – он быстро набросал что-то на листке бумаги.

Коммунисты, только в этом году разрешили проводить, на своей территории, службы в церквях. Многих монахов и священников расстреляли. Кое-кто спасся, перейдя линию фронта, но, как сказал отец Хосе, священники часто отказывались покидать паству. Он вздохнул:

– Люди умирают, женятся, у них дети рождаются. Как их оставить? – бенедиктинское аббатство Девы Марии Монсерратской, самый известный монастырь Каталонии, коммунисты закрыли. Однако, по словам отца Хосе, настоятель и монахи до сих пор жили в городе. Отец Хосе, зорко, посмотрел на Виллема:

– Мы с настоятелем учились, в Риме. Отец Фернандо. Возьмите записку…, – священник, неожиданно ласково, погладил Виллема по голове:

– Молитесь, сын мой. Господь милосерден, он прощает грехи раскаявшегося человека…, – Виллем вытер покрасневшие, распухшие глаза:

– Никогда Он меня не простит, святой отец. Я своими руками…, – он стиснул кулаки:

– Спасибо вам. Я еще не знаю, что мне делать дальше…, – пистолет отец Хосе у него забрал и наотрез отказался возвращать. Священник заметил:

– Я его в колодец выбросил. И вот, – он протянул Виллему гражданскую одежду, – это я для беженцев держу. Оставьте здесь вашу форму.

В деревне под Теруэлем крестьяне довели его до линии фронта. Он перешел на республиканскую территорию ночью, добравшись на попутном грузовике до Валенсии. На тамошнем рынке, Виллем нашел машину в Барселону. У Виллема не было документов. Его бельгийский паспорт остался в Париже, у кузена Мишеля, в сейфе на набережной Августинок. Отдав кузену паспорт, Виллем присвистнул: «Очень хорошо сделано». Мишель нажал на выступ в лепнине, украшавшей колонну:

– Теодор все устроил. Он не только архитектор, но и отличный инженер. Я объяснил, что часто в разъездах, беспокоюсь за ценные вещи…, – в сейфе лежали поддельные паспорта, печати, чернила, стопки фотографий в конвертах.

Французские, фальшивые документы Виллема остались в его сумке, в блиндаже, в расположении республиканских войск. Валенсия кишела военными патрулями, но Виллем, на его счастье, не попался им на глаза. Любой мужчина призывного возраста, в штатском костюме, вызывал подозрение. Отец Хосе снабдил его довоенными песетами, отмахнувшись: «Ни о чем не беспокойтесь, пожалуйста».

– Он даже не знал моего имени. И не спрашивал…, – довоенные деньги свободно принимали во всей Испании, правда, по плохому курсу. Виллем поел, в задней комнате какой-то забегаловки. Он сидел над стаканом вина, уставившись в простой, деревянный стол:

– Я должен увидеть Тони…, – Виллем нашел в кармане потрепанного пиджака сигареты, – должен спросить, где она взяла координаты. Наверняка, ее обманули. Коммунисты хотели дискредитировать ПОУМ. Но почему она им поверила? Тони сторонница Троцкого. Она всегда говорила, что местные коммунисты слушают московских советников. Почему она не отказалась от цифр…, – Виллем вспомнил белые плечи, светящиеся золотом волосы, нежный стон: «Господи, милый, как хорошо…». Он стер большой ладонью слезы со щек:

– Я люблю Тони, и она меня любит. Она мне все объяснит, а потом…, – Виллем не хотел думать о том, что случится в будущем.

Он сказал отцу Хосе, что решил искупить свою вину.

Священник затянулся дешевой папиросой:

– Господь укажет, что делать, сын мой. Помните, что Сын Божий умер за ваши грехи, взошел на крест, ради вас. Блаженны плачущие, ибо они утешатся…, – в грузовике Виллем тоже плакал. Крестьянин, везущий в Барселону апельсины, отказался брать деньги:

– Я вижу, сеньор, что вы не испанец, у вас горе…, – он сдвинул старую кепку на затылок:

– Наша страна сейчас в горе. Не беспокойтесь, – пожилой человек указал на машину, – доставлю вас, куда надо.