– Прокладки у тебя есть, – небрежно сказал Иосиф, надевая плащ, – когда кровотечение прекратится, сходи к врачу. Чао, я побежал… – дверь грохнула, с лестницы раздался веселый свист. Добредя до ванной, Густи взяла картонную упаковку прокладок:
– Надо найти доктора, в телефонной книге. Где-нибудь подальше, чтобы не вызвать подозрений. Надо сходить на исповедь… – присев на бортик ванной, девушка разрыдалась:
– Я убила невинную душу, я избавилась от ребенка. Я буду вечно гореть в аду… – в праздник не исповедовались, однако Густи, испуганно, подумала:
– В Рождество, после ланча, Марта ведет мальчиков в церковь святого Георга. Мы с дядей Джованни и Лаурой едем в Бромптонскую ораторию. Я не смогу зайти в храм, я грешница, нет мне прощения… – она кинула взгляд на кузена. Теодор-Генрих блаженно вытянул ноги:
– Слава Богу, после завтрашнего дня никто не ожидает разносолов, – юноша потянулся, – проведем конец недели на салате из индейки и остатках праздничного стола. Честно говоря, так даже вкуснее… – Густи, на мгновение, захотелось приникнуть головой к крепкому плечу Теодора-Генриха:
– У нас комнаты рядом… – спальни разделяла только внутренняя дверь, – он меня младше. У него, наверняка, ничего еще не случалось… – она одернула себя:
– Ты никому не нужна. Ни ему, ни Иосифу, вообще ни одному человеку. Оставь, ты умрешь старой девой, то есть не девой… – Теодор-Генрих поднялся:
– Не моргай, – усмехнулся кузен, – я на пути в ванную… – Густи моргала, чтобы скрыть слезы, – спокойной ночи… – он скрылся в своей спальне. Густи подавила желание уронить голову в руки:
– У него есть мать, отчим, сводные братья, а у меня… – дверь скрипнула:
– Сестричка, я здесь… – Ворон оглянулся, – Максим пошел вниз, он не будет ворчать… – брат носил фланелевую пижаму, каштановые волосы были всклокочены:
– Опять он вырос, – поняла Густи, – рукава коротки… – пробежав по ковру, Стивен вскочил на диван:
– У тебя плед, – одобрительно сказал брат, – очень уютно… – от него пахло мятной зубной пастой и мылом:
– Ты еще не умывалась, – Ворон нашел ее ладонь, – держи, я тебе фиников принес… – приняв липкие фрукты, девушка, невольно, улыбнулась:
– Тщательный обыск на столе, отягощенном дорогостоящими щедротами Денвера Дика, помог обнаружить один-единственный персик, случайно пощаженный эпикурейскими челюстями любителей азарта… – брат фыркнул:
– Именно так… – мягкая щека прижалась к ее щеке:
– Ты не болей, – озабоченно сказал мальчик, – а то я волнуюсь. Я тебе завтра сделаю тосты, с медом, как ты любишь. Не спускайся, я принесу тебе завтрак. Мед полезен, для горла… – Густи обняла брата:
– Он высокий, в папу и маму Лизу, но ему всего десять лет. У него еще не все зубы выпали. Он очень похож на папу, в детстве. Дядя Джон показывал нам фотографии. Он держит папин кортик на стене, и собирается взять его в космос. Ему я нужна, и всегда буду нужна… – собрав вокруг них плед, Стивен пробормотал:
– Хорошо, тепло. Расскажи мне о папе, сестричка… – облизав сладкие от финика губы, Густи кивнула: «Слушай».
Бронзовые волосы невысокой женщины, на портрете, развевал ветер. Прислонившись к скале, засунув руки в карманы холщовой куртки, она вглядывалась в серую гладь моря.
Мигал зеленый огонек радиолы, силуэты на картинах тонули в сумраке, поблескивала золотая табличка на рукояти изящного пистолета: «Semper Fidelis Ad Semper Eadem». На потрескавшемся лаке ящичков китайского комода изгибались алые драконы. Ярлычки отпечатали на машинке: «Париж, Мон-Сен-Мартен, Нью-Йорк, Израиль».
Мягкий, фортепианный проигрыш стих, вступил диктор:
– В Лондоне час ночи. Вы прослушали рождественский подарок, от программы классической музыки. Дебюсси, «Лунный свет», в исполнении маэстро Генрика Авербаха…
Бледный месяц повис над мраморным фонтаном, над покрытой изморозью травой сада, над подстриженными кустами сирени и шиповника.
На письменном столе горела мозаичная лампа, от Тиффани, шуршали бумаги. Марта подняла голову:
– Шел бы ты спать, милый, – ласково сказала она среднему сыну, – каникулы каникулами, но не след становиться полуночником… – Максим повертел пистолет:
– Ты брала оружие на континент… – он вскинул голубые, яркие глаза:
– Москвы здесь нет, – мальчик указал на комод, – и нет бабушки с дедушкой, то есть их острова… – Марта отложила табели мальчиков:
– Теодор-Генрих отличник, Питер тоже… – она скрыла улыбку, – Ворон преуспевает в том, в чем хочет, а Максим пошел в отца… – в характеристике говорилось об упрямстве сына:
– Мистер Волков умеет добиваться своего, обладает отличными организаторскими способностями, пользуется уважением товарищей по школе… – читала Марта ровный почерк учителя, – однако его стремление к достижению справедливости часто превосходит прилежание в учебе… – Марта усмехнулась:
– Волк, только маленький. Впрочем, уже большой, он меня перерос… – поднявшись, она забрала у сына пистолет: