Вельяминовы. За горизонт. Книга 2 (СИ)

– Я им не нужен, – горько сказал парень, махнув на дверь, – для чего Горскому внук уголовник? Они даже не разрешили мне взять фамилию деда. Не хотят, чтобы я позорил память соратника Ленина… – о своем происхождении Саша узнал случайно, подслушав разговор начальника колонии с воспитателем отряда. Джон исподтишка разглядывал красивое, несмотря на побои, лицо парня:

– Он похож на Мэтью. И на вице-президента Вулфа, шрам у него на щеке такой же. Он был на перевале, к гадалке не ходи… – Джон не помнил, кто в него стрелял, однако у мальчика он заметил темный, горный загар:

– Даже под его синяками видно. Насчет ожогов на спине, он врет, как сивый мерин… – якобы Князев объяснил ожоги пытками, – значит, кроме лавины, случился и пожар… – Джон беспокоился за Волка и племянницу:

– Племянница, – вздохнул он, – мы с Максимом все-таки породнились. Мария сойдется с Густи, они ровесницы. Она начнет учиться, получит диплом, займется конным спортом… – герцог подумал о сестре:

– Тони подростком из седла не вылезала, а потом пересела за руль. Надо Полину научить водить. Тони учил покойный папа… – он вспоминал розарий в замке, смех детей, плеск воды в тихой речушке:

– Возьмем к себе ребятишек на лето, – решил Джон, – все подрастают, но малышня еще остается малышней. У Адели и Генрика вряд ли скоро появится потомство, у них карьера. Но Густи выйдет замуж, парни Марты и Волка женятся. Я стану дядей Джоном, как папа. Хотя, может быть, у нас будут еще дети, мне пошел только пятый десяток…

Он напомнил себе, что надо поинтересоваться у парня судьбой Констанцы. Джон, правда, не ожидал, что Кепка поделился с юнцом государственными секретами СССР:

– Ему навешали лапши на уши, рассказали, что Мэтью и его мать любили друг друга, что Мэтью герой. Наверняка, Кепка скрыл от парня, что его отец американец, как скрывал Горский правду о себе. Но, тем не менее, надо спросить. Сейчас и спрошу… – охранники переговаривались вполголоса, но Джон все разобрал:

– Пересменка. Жучки шепот не запишут, можно не волноваться… – темная тень легко взметнулась с койки. Вытащив на свет куриную кость, Джон наклонился над спящим парнем. Длинные ресницы дрогнули, он поворочался:

– Что такое… – пробормотал фальшивый Князев.

Саша почувствовал прикосновение чего-то острого:

– Тихо, – потребовал холодный голос, с металлическим акцентом, – иначе я тебе глаза вырву, падла… – Джон неслышно выматерился, – хватит тискать романы, как говорят на зоне, где ты никогда не бывал. Говори правду, внук Горского… – кость чиркнула по веку, Саша дернулся:

– Я говорил правду… – в полутьме глаза 880 опасно засверкали:

– Меня расстреляют, но не раньше, чем ты ослепнешь, понял… – Саша закивал: «Хорошо. Да».

Передачи в институте Сербского принимали на заднем дворе здания, в обшарпанной пристройке, заодно служащей и дворницкой. Комнату не снабдили лавками. Очередь топталась в пыльном коридоре, по соседству с лопатами, кирками и метлами. Курить здесь не разрешали, из стылого предбанника тянуло дешевым табаком.

Соседка Фаины, морщинистая дама, поджала губы:

– Двери закрывайте, не май месяц на дворе… – Фаина скрыла улыбку:

– В мае родится мальчик или девочка… – об имени они с Лейзером, согласно традиции, не заговаривали, – брат или сестра Исааку. То есть названые брат и сестра, мы все расскажем мальчику, когда он подрастет… – в метрике, выданной в Барнауле, ребенка записали Бергером:

– Так лучше, милая, – заметил Лейзер, – если его родителей расстреляли, не стоит ему быть Судаковым. Мы не докажем мелухе, что это его фамилия, но и не надо… – о настоящем имени мальчика знали только они с Лейзером.

Фаина подпирала облезлую стенку коридора, под плакатом: «Сбылись мечты народные». Седоволосый, представительный мужчина с партийным значком широким жестом указывал внуку, в пионерском галстуке, на застроенные берега Волги. Фаина подумала о детском саде и школе, для малышей:

– Детский сад ладно, – девушка покачала головой, – его можно миновать, а школы не минуешь. В СССР обязательное среднее образование. Ребецин рассказывала, как они справлялись. По субботам и в праздники дети всегда заболевали. Можно брать с собой обед, чтобы не ходить в столовую. Только что делать с октябрятами, с пионерами? Нам даже в первом классе, до войны, рассказывали, что Бога нет… – Фаина вспомнила:

– В Мордовии на зоне сидела старая спекулянтка. Она до революции успела закончить гимназию, даже по-французски болтала. Она говорила, как это называется. Я сейчас, как умная Эльза, из сказки. У Исаака режутся зубы, а я думаю о школе… – Фаина зевнула.

Мальчик всю ночь висел на груди, обиженно хныча. Фаина принесла сосульку с крыльца. Она проводила кусочком льда по распухшей десне ребенка, Исаак немного успокаивался:

– Когда я утром отдала его ребецин, с бутылочкой, он улыбался и грыз сухарь… – Фаина потерла покрасневшие глаза, – так всегда случается. Он только со мной капризничает. С Лейзером он тоже как шелковый… – Исаак сидел на полу кухни, огороженный табуретками. Они с ребецин пекли гоменташи для праздника: