Вельяминовы. За горизонт. Книга 2 (СИ)

– Пять сотен штук, с изюмом, с вареньем… – из самодельной кошелки Фаины упоительно пахло выпечкой, – будет и лапша, и жареные куры, и картошка… – мужу она привезла завернутые в пергамент куриные ножки:

– Они давно остыли, но Лейзер здесь даже хлеба поесть не может… – Фаина приезжала в институт каждый день, – из казенного он только чай себе позволяет… – она привозила мужу домашнюю халу, банки с вареньем от ребецин, сушеные яблоки, из малаховского сада, бутылки с козьим молоком и пакеты творога. На задах синагоги, в сарайчиках, держали не только кур, но и козу. У ограды разбили маленький огород:

– Осенью будем с овощами, – подумала Фаина, – надо закрутки сделать. Синенькие здесь не растут, но из кабачков тоже хорошая икра выходит. Если мы останемся в Москве до осени, если Лейзера выпустят, а не отдадут под суд. Но сегодня Пурим, а в Пурим евреев ждут радость и веселье… – вечером Фаину ждали в Малаховке. На чтение Мегилы из столицы приезжала сотня человек:

– Мы с ребецин с ног собьемся, – недовольно подумала девушка, – ребята в ешиве не женаты, помощи ждать неоткуда. Но хорошо, что так много евреев выполняет мицву… – в сумке лежала и школьная тетрадка, с переписанным от руки свитком Эстер. Муж знал Танах почти наизусть, но заповедь обязывала евреев читать главы вслух:

– Лейзер и здесь миньян отыщет, – усмехнулась Фаина, – а если не миньян, то хоть пару евреев. Он иначе не может, он обязан сам выполнить заповедь и привести к ней других. Жаль только, что нам не дают свидания… – в тетрадку Фаина заложила полученное городской почтой письмо. Адрес написали на русском языке, отправителем значился абонентский ящик на главном почтамте Москвы. Фаина недоуменно повертела конверт, с изображением мимозы:

– Из института, что ли? У них есть адрес, они меня записали, как близкую родню Лейзера. Но зачем им посылать письма, если Лейзер у них сидит… – она и не подумала открыть конверт. Муж объяснил ей, что нельзя читать чужую переписку:

– Средневековый мудрец, раббейну Гершом, это запретил, – вспомнила Фаина, – и вообще, в Торе сказано: «Не ходи сплетником в народе своем»… – убираясь в синагоге, она слушала, как ребе занимается с юношами:

– Ребецин со мной Тору читает. Я, как в Алма-Ате, ей получаюсь вроде дочки… – пятеро детей малаховского раввина сгинули на войне или в оккупации, не оставив старикам внуков:

– Они тоже не захотят, чтобы мы уезжали отсюда, – поняла девушка, – но меня, наверное, еще ищут. Нельзя больше рисковать. У нас на руках скоро будет двое малышей, а потом трое, четверо, если на то Божья воля… – обитая дерматином дверь приотворилась. Санитарка высунула голову в коридор:

– Проходим по пять человек, готовим сумки, паспорта… – она окинула взглядом бедное пальто Фаины, надежно замотанную платком голову:

– Я вас помню, – неожиданно добродушно сказала пожилая женщина, – вы ребеночка ждете. Давайте я стул принесу, пока до вас очередь дойдет… – дама по соседству неодобрительно, пробормотала:

– От сумасшедших такое потомство и получится, лучше бы аборт сделала… – приняв от санитарки табурет, Фаина вздернула подбородок:

– Как будто вы сами передачу не принесли. В одном коридоре толпимся, – присесть ей, впрочем, не удалось. Из комнаты донеслось:

– Гражданка Бергер, пройдите в приемный покой… – подхватив кошелки, запахнув пальто, Фаина заторопилась через институтский двор. Яркое солнце било в глаза, над увитой колючей проволокой оградой щебетали воробьи. Ноги оскальзывались на сером, посыпанном песком, льде:

– Зачем меня зовут, – Фаина испугалась, ребенок недовольно заворочался, – а если с Лейзером что-то случилось, если его признали нормальным и возвращают милиции… – запыхавшись, она влетела в крашеную белой эмалью комнату. Фаина ахнула: «Лейзер!». Муж стоял посреди приемного покоя, растерянно опустив большие руки:

– Его в этой телогрейке арестовали, – вспомнила Фаина, – утром я спала с Исааком, он меня поцеловал, принес мне чай, как обычно, и ушел. О плакате он мне ничего не сказал… – она поняла, что не видела мужа больше месяца. Лейзер шагнул к ней, Фаина прочла по его губам: «Можно?». Муж протягивал к ней надежные, крепкие ладони. Мелко закивав, она, как в детстве, стащила зубами рукавицы. От него пахло дезинфекцией и привычным «Беломором»:

– Прости меня, прости… – Лейзер целовал ее, не обращая внимания на болтающегося сзади санитара, – прости, милая, но я не мог иначе… – Фаина всхлипнула:

– Это ничего. Я не надеялась, что тебя выпустят. Такое чудо, к празднику… – наклонив поседевшую голову, он прикоснулся губами к тонким пальцам:

– Дали справку, – смешливо сказал Лейзер, – инвалидность третьей группы, по психическому заболеванию. Надо пройти комиссию через год. Только сумасшедший захочет покинуть Советский Союз… – санитар неприязненно заметил:

– Обниматься на дворе будете, гражданин Бергер. Берите пожитки, скатертью дорога… – Фаина сунула в кошелку сверток с посудой мужа: