Величайшая молитва. Новое открытие революционного послания Молитвы Господа

Он будет судить бедных по правде, и дела страдальцев земли решать по истине; и жезлом уст Своих поразит землю, и духом уст Своих убьет нечестивого. И будет препоясанием чресл Его правда, и препоясанием бедр Его — истина. (Исаия 11:4,5)

Сотворение «праведности» предусматривает насилие против нечестивых на земле. Но это насилие, безусловно, является проявлением божественного, а не человеческого насилия, потому что этот Мессия ударяет по земле своим жезлом, и убивает нечестивых одним дыханием при произношении слов приговора.

Мы находим тот же образ в Псалмах Соломона, начиная с середины первого века до нашей эры. Там «Мессия», «Сын Давидов», придет, чтобы разбить высокомерие грешников, как разбивается горшок гончара; разрушить всех их железным жезлом; чтобы уничтожить беззаконные народв словом уст его»(17: 23-24). Там, опять же, Мессия действует с Божьей силой.

Это поднимает очевидный вопрос о Великой Божественной Очистке Мира, эсхатологическом Царстве Божьем, о приходе которого нам заповедано молится в молитве Господней. Является его приход жестоким или ненасильственным? Приход Царства заменяет человеческое насилие божественным насилием? Если это так, должен ли Божественный посредник для Великой Очистки быть жестоким, вооруженным трансцендентным насилием над тем, кто противостоит Богу? Как понимать в этом смысле содержание слов «да приидет Царство Твое»?

Помимо разнообразных интерпретаций мессианского избавления в той или иной еврейской группе, было также общее ожидание мессии среди простых людей. Он был бы новым Давидом, лидером и воином, как и Давид тысячу лет назад. Новый Давид в военное время освободит свой народ от своих римских угнетателей, как старый Давид избавил их от своих филистимских угнетателей много столетий назад. Но теперь проблема становится очевидной.

С одной стороны, все в Новом Завете — от первой главы Матфея (1: 1) до последней главы Откровения (22:16) — Иисус называется Мессией из рода Давида. С другой стороны, также ясно, что исторический Иисус был не совсем воином–лидером. Любить своих врагов и подставлять другую щеку — это не военная тактика. Итак, как же тогда могли называть Иисуса Мессией из рода Давида те первые мессианские или христианские евреи?

Неужели сам Иисус, и его первые спутники и последующие последователи, имел другое видение эсхатона, апокалипсиса и Мессии? Разве их понимание отличалось от того более популярного видения нового Давида как освободителя и воина? И если да, то как мы должны понимать это своеобразное видение в молитве Абба «Твое Царство»?

Как, например, они понимали детали осуществления мессианского, апокалиптического и эсхатологического Царства Божьего в Даниил 7? Это, кстати, не вопрос о том, как Христианство отделилось от иудаизма. Речь идет о том, как один отличительный еврейский вариант и группа — мессианский или христианский иудаизм — отличался от других еврейских вариантов и групп на еврейской родине в этом роковом первом веке н. э.

Мое предположение состоит в том, что у Иисуса была интерпретация Великой Божьей Очистки Мира, которая радикально отличалась от всеобщих ожиданий среди его народа. Мы могли бы назвать его альтернативным видением традиции, сменой парадигмы, изменением модели или даже революционной инновацией. Мое собственное предпочтение состоит в том, чтобы описать призыв Иисусом в молитве прихода Царства, как сдвиг парадигмы в рамках современного ему иудаизма.

Термин сдвиг парадигмы первоначально использовался еще более сорока лет назад, для объяснения перехода от общепринятой научной точки зрения к радикально новой, например, переход от ньютоновской к эйнштейновской физике. Стандартная парадигма, привычная модель или традиционная интерпретация так долго не подвергается пересмотру, что мы думаем о ней как о самой реальности. Проблемы, аномалии и вещи, которые не вписываются в нее, обычно прячут под ковер, пока насыпь не станет настолько большой, что люди начнут спотыкаться через нее. Но общепринятая парадигма или нормативная модель существует настолько долго, пока не появится новое видение, которое объясняет не только все, что разъясняла предыдущаямодель, но и те другие несоответствия, которые старая модель не могла объяснить.