Фантазии баронессы Крюденер в рекламе самой себя мог бы позавидовать и современный пиарщик. Этой милой дамой производился регулярный обход многочисленных парижских модных магазинов и мастерских, где она заказывала шляпы, ленты, перчатки, булавки а-ля Валери. Разумеется, в ответ следовало недоуменное пожимание плечами или разведение рук в стороны, и тут Юлия Крюденер принималась неподдельно удивляться, а то и весьма откровенно сердиться, возмущенная невежеством торговцев и модисток, которым не известен моднейший роман, определяющий стиль сезона. Такая тактика тоже способствовала продажам книги и известности автора, ведь продавцам и создателям женской одежды и аксессуаров, говоря современным языком, хотелось быть в тренде, для чего требовалось быть в теме.
Вскоре парижские модницы украшали свои головки шляпками «Валери», а книготорговцы бойко реализовывали очередной тираж одноименного романа. Имя Юлии Крюденер стало широко известным, ее желали принимать у себя хозяйки моднейших салонов, дружбы с ней искали знаменитые личности.
Однако госпожа Крюденер недолго наслаждалась литературной славой. В конце 1804 года она неожиданно для всех вернулась в Ригу. Что бы ни побудило ее уехать из Парижа, очевидно, что определяющим явилось ощущение исчерпанности, осознание достигнутости некоего предела и в то же время желание реализации в иных, духовных перспективах. И определяющим в этом смысле моментом стала внезапная смерть на ее глазах знакомого человека. Происшествие это буквально потрясло воображение Юлии и стало отправной точкой «обращения», которое в конце концов изменило ее судьбу. Она и раньше прибегала к религии, а после трагедии в Риге встала на путь религиозных исканий. И первое утешение нашла в проповедях своего башмачника, страстного сторонника Моравской церкви.
Вообще Юлии Крюденер были присущи религиозно-идеалистические воззрения, основанные на мистике. В Париже она бывала на мистических собраниях, симпатизируя пиетизму — религиозному движению, основанному на убеждении, что многие представители духовенства и верующих мирян не являются истинными христианами, потому что для них религиозные догматы выше религиозного чувства. Пиетисты ратовали за «живое благочестие», обретение мистического опыта живого общения с Богом, и Юлия Крюденер прониклась этой идеей.
Одним словом, она обратилась к Богу, а поскольку обладала живым воображением и страстным нравом, Юлия служению Всевышнему предалась всецело, так же, как предавалась любви. Отныне все, что бы она ни делала и о чем бы ни помышляла, было «направлено к тому, чтобы служить и принести себя в жертву Ему, даровавшему желание дышать одной с Ним любовью ко всем моим ближним и указавшему мне в будущем одно лишь сияние блаженства». Она восторженно восклицала: «О, если бы люди только знали, какое счастье дает религия, как бы они тогда остерегались всех других забот, кроме заботы о собственной душе!»
К этому времени относится ее увлечение трудами И. Г. Юнга-Штиллинга, ученика Лафатера и друга молодости Гёте, известного мистика и спирита, разделявшего веру так называемых милленаристов (или хилиастов) в скорое второе пришествие Христа и установление на земле Его тысячелетнего царства. Они производят на баронессу настолько глубокое впечатление, что она избирает их автора своим учителем. В 1808 году, когда оказалась в Германии, увлеченная идеями Юнга-Штиллинга Юлия Крюденер специально едет в Карлсруэ, чтобы некоторое время пожить рядом с кумиром в его доме. Проповеди и прорицания верховного служителя оккультного пиетизма увлекли не только баронессу, которая уже была готова проникнуть за грань, отделяющую видимый мир от невидимого, с тем, чтобы обрести дар пророчеств и видений, — влияние его было сильно при Баденском дворе и распространилось в придворных кругах Стокгольма и Санкт-Петербурга. Что до дома Юнга-Штиллинга в Карлсруэ, то там гостили представители королевских фамилий, высшей знати, в частности королева Гортензия Богарне, герцогиня Стефания, королева Пруссии Луиза.
Через некоторое время Юлия узнала, что в Вогезах пророчествует и совершает чудеса некий пастор Жан Фредерик Фонтэн, и решила отправиться к нему в протестантский приход Сент-Мари-о-Мин. Фредерик Фонтэн поселил у себя дома девицу Марию Кумрин, простую крестьянку, которая, выдавая себя за пророчицу, озвучивала якобы собственные видения. То, что она изрекала, по большому счету было сложно понять, однако это лишь способствовало популярности Марии Кумрин, которой к тому же покровительствовал Юнг-Штиллинг. Именно Марией Кумрин в ходе очередного наития было предсказано госпоже Крюденер, что ту ждет великая миссия в надвигающемся Тысячелетнем царстве и что ей надлежит стать его вестницей. Для склонной к экзальтации баронессы пророчества тандема Фонтэн — Кумрин стали откровением, она уверилась в своей особой миссии и, окончательно расставшись с прежней жизнью, сама принялась произносить проповеди и пророчества.