Величайшие русские пророки, предсказатели, провидцы

Ее титул, щедрые пожертвования на благотворительность и пыл, с каким она проповедует, привлекают огромное количество людей и оказывают большое влияние. В первое время баронессой повторяются «откровения» Кумрин и прорицания ее учителя Юнга-Штиллинга о том, в 1836 году наступит конец света. Новоиспеченная проповедница была настолько красноречива и убедительна, что, следуя ее призыву, многие из тех, кто внимал ее словам, распродавали принадлежавшее им имущество, оставляли своих родных и отправлялись в долгое путешествие к горе Арарат, откуда якобы должна была начаться заново мировая история.

В скором времени баронесса начала произносить собственные пророчества и возобновила свои странствия. Германия и Швейцария стали теми странами, где ей сопутствовал небывалый успех. Юлия Крюденер предсказывала, что в 1809–1810 годы Европе не избежать великих бедствий и потрясений, пророча, что наступит длительная «ночь ужасов». Она вещала: «Приближается великая эпоха, все будет ниспровержено: школы, человеческие науки, государства, троны…»

Что до предсказания Юнга-Штиллинга о конце мира в 1836 году, то оно оказалось ошибочным, авторские же прорицания баронессы, согласно свидетельствам ее современников, зачастую сбывались. Госпожа Крюденер предрекла, что Наполеон осуществит нашествие на Россию и что России предстоит спасти мир. Благодаря тому, что многие ее предсказания сбылись, к тому времени, когда окончилась война с Наполеоном, слава Юлии Крюденер выросла невероятно. Почитатели и последователи ее уже составляли огромную массу, и число их еще пополнилось Роксандрой Стурдзой, супругой саксонского дипломата графа Эдлинга, любимой фрейлиной императрицы Елизаветы, жены Александра I, проживавшей в то же время в Карлсруэ. Проповеди баронессы увлекли ее настолько, что Роксандра стала бывать на ее религиозно-наставительных сеансах, в ходе которых госпожа Крюденер призывала пришедших, чтобы они следовали ее учению, обратились к «океану любви», и с чувством, выразительно произносила: «Любовь, это я!», «Небо, это я!»

Дамы сделались знакомыми и сдружились, а тем временем Беркхейму, генерал-комиссару полиции Майнца, который сопровождал фрейлину во время ее посещений проповедей баронессы, увещевания последней проникли в самое сердце, и он оставил жену с детьми, думать забыл про всякие повышения и «посвятил себя Царству Божию». Позже он сочетался браком с дочерью госпожи Крюденер, как и мать, носившей имя Юлия.

Незаурядную женщину, Роксандру Стурдзу, отличал острый ум, у нее в друзьях состояли известные мистики Кошелев, Мещерский и князь Александр Николаевич Голицын. Обладавший необычайным влиянием Голицын был одним из пяти могущественнейших людей Российской империи, в тридцатилетием возрасте назначенный Александром I на должность обер-прокурора Святейшего Синода. В 1816 году князь стал главой Министерства народного просвещения, в 1818-м — Министерства духовных дел и народного просвещения.

Сегодня представляется парадоксальным, что высшую административную и судебную инстанцию Русской церкви возглавил «вольный каменщик». Однако для того времени это было характерно, и такая фигура среди политической верхушки России появилась вовсе не случайно. Как не случайным было то, что два департамента, духовный и просвещения, возглавляли А. И. Тургенев и В. М. Попов, активные члены по сути протестантского «Библейского общества». Масонами, мистиками, сектантами всех мастей наводнилась Российская империя.

Князь Голицын постарался максимально отдалить от двора представителей духовенства. Своим указом он запретил проповедование в придворной церкви. Основанием для обладающей большой силой власти Голицына служила личная дружба с императором в пору юности. Впоследствии князь исполнял роль постоянного поверенного и товарища Александра по амурным делам, которому были известны все его любовные секреты. Поэтому император всецело доверял Голицыну, и поэтому же заместителями его князь именовался патриархом, что вызывало естественное негодование архимандрита Фотия. Архимандрит так определял Голицына: «Овца он непотребная, или, лучше сказать, козлище, князь хотел в мирских своих рубищах, не имея сана свыше и дара божественной благодати, делать дела, принадлежащие единому архиерею великому, образ Христа носящему».

Между тем Голицын вовсе не враждовал с Церковью. Сам человек верующий, он еще и представлял свое время как дворянин новой формации. Знаменским по этому поводу было сказано: «К сожалению, все почти такие люди тогдашнего высшего общества, питомцы XVIII века, при обращении своем к вере имели обыкновение примыкать не к православию, на которое смотрели свысока, как на веру исключительно простонародную, а к аристократическому, блестящему католичеству, или еще чаще — к бездогматному, мнимо-возвышенному и модному тогда по всей Европе мистицизму, который позволял им верить во все и ни во что».