По его собственному признанию, Александр I пожирал Библию, находя, что ее слова вливают новый, никогда не испытанный мир в его сердце и удовлетворяют жажду его души. Господь по своей благодати даровал ему своим духом разуметь то, что он читал. Этому-то внутреннему познанию и озарению обязан он всеми духовными благами, приобретенными им при чтении Божественного Слова. И в конце концов он сказал: «Пожар Москвы освятил мою душу, и суд Божий на ледяных полях наполнил мое сердце теплотой веры, какой я до сих пор не чувствовал. Тогда я познал Бога».
Однако двигаясь к этому познанию, к чему его побуждало отчаянное желание успокоить свои душевные муки, Александр иногда оказывался в дебрях масонства и мистицизма. Например, ясновидящая и пророчица Е. Ф. Татаринова, глава секты хлыстов и скопцов, своими радениями, которые он посещал, едва не доводила императора до мистического экстаза, в сокрушение, как он сам говорил, и слезы лились по лицу его. Кстати, местом проведения татариновских радений служил даже Михайловский замок.
Почти восемнадцать месяцев дворец императора был местом жительства для некоей мадам Буше, которая была представлена Александру I в качестве ясновидящей. Посредством нее представители секты спасителей Людовика XVII тщились найти путь к сердцу российского самодержца, точнее, их интересовала возможность запустить руку в казну. Однако сестре Саломее, как именовали мадам Буше «спасители», несмотря на то, что Александр удостоил ее множества встреч, никакой пользы ни для себя, ни для секты добиться не удалось.
Между тем благодаря военным успехам России вся Европа стала превозносить Александра I как спасителя от узурпатора. Он получил предложение встать во главе антинаполеоновской коалиции и впоследствии как триумфатор въехал на белом коне в столицу Франции. Росийский Сенат присвоил ему пышный титул «Благословенного, великодушного держав восстановителя».
Его воодушевило собственное всемогущество, и, вспомнив свои либеральные устремления, Александр I совершил щедрый дар: Царством Польским была получена либеральная конституция. На 1816–1819 годы пришлось осуществление крестьянской реформы в Прибалтике, и было высказано прозвучавшее многозначительно обещание о распространении этих порядков «на другие земли», но с уточнением: «когда они достигнут надлежащей зрелости». Уже началась державшаяся в строжайшей тайне подготовка проектов и указов, касающихся отмены крепостного права в России… К сожалению, помимо того, что устойчивость воззрений не была его отличительной чертой, и того, что он легко поддавался различным влияниям, Александр I был еще и непоследователен. По крайней мере его деятельность, связанная с созданием военных поселений, причем едва ли менее активная, чем Аракчеева, свидетельствует именно об этом.
Но мы слегка отклонились от основной темы. 2 сентября 1814 года российский император поехал в Австрию, чтобы принять участие в Венском конгрессе. Он был встречен как триумфатор, его чествовали, проводя парады, его развлекали, устраивая приемы и давая балы. Осиянного лучами славы Александра I окружило всеобщее обожание, его прекрасные манеры и природное обаяние очаровывало красавиц. Свет интересовался не столько результатами заседаний Конгресса, сколько амурными похождениями европейских правителей, из коих наибольшее внимание, конечно, привлекал российский самодержец. Он заводил одну интрижку за другой, и неудивительно, так как дамы сами бросались в объятия героя, победившего Бонапарта. В донжуанском списке Александра I нашлось место прекрасной графине Юлии Зичи, графине Эстергази, венгерской графине Сегеньи, княгине Ауэрсперг. Им был оставлен с носом князь Меттерних, у которого он элегантно увел княгиню Багратион, прозванную за красоту «русской Андромедой»…
Всеобщее поклонение и радостная атмосфера утишили немного постоянные нравственные мучения императора. Однако в скором времени душевные переживания взяли верх, и он покинул Вену до того, как Конгресс завершил свою работу. И снова на первый план для него вышли духовные заботы, потеснив дела сердечные. Александром был приближен к себе митрополит Фотий, издан указ, благодаря которому иезуитов с их орденом изгнали из Российской империи. Однако одновременно он размышлял про возможность создания чего-то, что походило бы на всемирную религию.