Величие и печаль мадемуазель Коко

Были залы и коридоры, в которых мне не попадалось ни одной живой души, хотя штат прислуги, содержащейся в замке, казался мне совершенно чрезмерным. Я могла бы поклясться, что долгие века в эти комнаты никто не заглядывал, тут не было человеческого духа, но на сияющем паркете не замечала ни следа пыли, и глаза с портретов провожали меня страшными, живыми взглядами. Убирались ли в тех комнатах эльфы? Я слышала, это было принято в мечтательной, наполненной фантазиями Англии. Но однажды я испугалась не на шутку, когда попала в галерею, пронизанную светом. Мне сначала показалось, что я вижу множество стеклянных аквариумов, но приглядевшись, я поняла, что не рыбы наполняют эти прозрачные кубы, а скелеты лошадей. Свет дробился в стеклянных гранях, мягко отражался на отполированных желтоватых костях. Зубы черепов скалились в жутких ухмылках. Пустые глазницы, показалось мне, следили за мной взглядами, как и портреты. Я склонна была счесть причудливую обстановку стеклянной галереи своей галлюцинацией, но неведомо откуда взявшийся импозантный слуга в ливрее объяснил мне, что сие идея дедушки нынешнего герцога — таким образом чудак решил увековечить лучших своих жеребцов. Их имена можно было прочитать на бронзовых табличках, прикрученных к стеклянным гробам. Я говорила, что у меня хорошо развито воображение? Но куда мне до покойного герцога! Я не стала рассказывать Шанель о своей находке и даже не знала, видела ли она скелеты коней и какова была ее реакция. Она не очень охотно исследовала замок, в который занесла ее судьба, довольствуясь жилыми комнатами в правом крыле. Меня это поразило. Ведь она так любит роскошь. Отношения с герцогом подняли ее до невиданных вершин, она могла жить, как королева! Однако она выглядела немного подавленной и… испуганной. О да, Шанель, истинная француженка по духу, храбрая и веселая, словно воробышек, была напугана и этим замком, и своим новым положением. Она не только не интересовалась замком, но и старалась как можно больше времени проводить в саду. О этот парк, он больше напоминал лес и вовсе не походил на постриженный сад Версаля! Только теперь я поняла те страницы романов, где говорилось об охоте в парках английской знати — в этом парке, несомненно, водились лисы. Но мать и в парк старалась не углубляться, ей больше нравились ухоженные лужайки, выстеленные зеленью, словно бархатом, и бесконечные ряды оранжерей, где вызревали экзотические фрукты и диковинные цветы. В простых светлых платьях мы выходили гулять в розарий. Розы были еще одной гордостью Итон-Холла. Как-то я спросила мать, нельзя ли мне поставить в мою комнату букет цветов из оранжереи, и вдруг она переменилась в лице. Я даже испугалась.

— У меня уже был конфуз с этими несчастными розами, — сказала она сдержанно, но с большим чувством. — В первые дни моего здесь пребывания я попросила садовника срезать розы. Собрала букеты, расставила их по вазам… Провозилась целый день, исколола руки шипами… А Вендор, когда вернулся, устроил мне выволочку.

— Ему не понравились букеты? — удивилась я.

Взмахом руки мать отмела это предположение.

— Об эстетической стороне не было ни слова. Оказывается, вся эта красота и роскошь существует только для того, чтобы ее отправляли в больницы и приюты. Можешь себе это представить? Алые розы — в дом престарелых, чтобы они благоухали в пропитанных лекарством спальнях! Белые лилии — в детский приют, пусть отбивают запах грязных пеленок. В родильные дома — до того ли несчастным роженицам, станут ли они, корчась от схваток, вдыхать аромат дамасских роз! А сумасшедшие в домах скорби пусть нюхают фиалки, их запах, говорят, умиротворяет.

— Мне кажется, это очень милый обычай, — пробормотала я. — Быть может, чистые пеленки и лекарства нужнее в приютах и больницах, но и цветы тоже могут украсить жизнь…

— А по-моему, это глупость и больше ничего, — безапелляционно заявила Шанель. — Знаешь, типичная глупость аристократии. Держаться за старые порядки только потому, что они старые. Не пользоваться собственными цветами, хотя они растут у тебя под носом! Представь, цветы для украшения стола и дома привозят откуда-то, то есть мы их покупаем! Покупаем за деньги, и немалые!

Меня насмешило ее негодование, негодование мещаночки, узнавшей о чьем-то легкомысленном отношении к деньгам. Дочь виноторговца сказывалась порой в ней. Я сердилась бы на нее из-за ее суждений, если бы не знала, что она жертвует много денег сиротским приютам.

— Вендор не разорится из-за этого, — намекнула я ей, сдержав смех.

— Само собой. Но и денег у него не прибавится. Заметь, я же не говорю о том, чтобы продавать эти цветы. Люди знатные до сих пор с предубеждением относятся к занятиям коммерцией.

И она пожала плечами с великолепным пренебрежением. Я чувствовала ее правоту, и все же сердце мое было на стороне Вендора. Розы — больным! Орхидеи — обездоленным, чтобы украсить их жизнь. Как прекрасен этот древний обычай — показывать слабым мира сего, что сильные помнят о них!

И я постаралась переменить разговор.

— Думаю, герцог потом вымолил у тебя прощение?