Великая аграрная реформа. От рабства до НЭПа

И ведь это не большевики предлагают, это предлагают наши замечательные думцы. Если отдать помещичью землю крестьянам — это будет, безусловно, будет. Другое дело, что, если не отдать помещичью землю крестьянам, произойдет абсолютно то же самое — как оно в итоге и произошло. И что же предлагает «великий реформатор»? Он предлагает поставить на сильного, «достаточного» крестьянина:

«Цель у правительства вполне определенна: оно желает поднять крестьянское землевладение, оно желает видеть крестьянина богатым, достаточным, так как где достаток, там, конечно, и просвещение, там и настоящая свобода. Но для этого необходимо дать возможность способному, трудолюбивому крестьянину, то есть соли земли русской, освободиться от тех тисков, от тех теперешних условий жизни, в которых он в настоящее время находится. Надо дать ему возможность укрепить за собой плоды трудов своих и представить их в неотъемлемую собственность».

Кто такой этот достаточный крестьянин, как вы думаете?

Д. Пучков: Кулак, наверное.

Е. Прудникова: Нет, кулак — это не крестьянин. Достаточный крестьянин, в общем, персонаж достаточно известный. Это немецкий бауэр, это английский фермер. Это все то, на что наши теоретики сельского хозяйства насмотрелись по заграницам и что за границей выращивалось на протяжении трехсот, четырехсот, пятисот лет. У нас «достаточных крестьян» не было в принципе. Их не было как таковых: ни исторически, ни технологически, ни агрономически не было. Каким образом Столыпин предлагает их создать? Отменить общинное землепользование, раздать крестьянам землю в собственность, а дальше, грубо говоря, устроить бой в джунглях за выживание. Кто выживет, тот выживет. Кто не выживет — горе побежденным.

Д. Пучков: Нормальный капиталистический подход.

Е. Прудникова: Да, но тут возникает одна проблема. Когда это проделывается в течение веков, и аутсайдеров, допустим, 5 %, которых можно выдавить в города, выселить в колонии, — это работает. Самых невезучих, в конце концов, можно перевешать, как сделали в Англии, приняв закон против бродяг. А если все одномоментно и аутсайдеров полстраны? Что мы делать-то будем? Вот это вопрос…

Д. Пучков: В Сибирь?

Е. Прудникова: Сибирь столько не съест. На самом деле Сибирь — это вовсе не такая громадная территория, потому что большая ее часть — либо тайга, либо вечная мерзлота. Дорог нет, подходящей земли нет, ничего нет. Даже при большевиках эти земли не окультуривали. Сибирь — это, собственно, полоска вдоль Транссибирской магистрали, куда, естественно, 40–50 миллионов не переселишь. Несколько миллионов пытались переселить, и то ничего путного из этого дела не вышло. Но даже если бы вышло — с остальными 20 миллионами «лишних» крестьян что делать?

Д. Пучков: Что же, Столыпин этого не понимал?

Е. Прудникова: Как он мог не понимать? Я полагаю, что его реформа — это просто жест отчаяния, попытка сделать хоть что-то в ситуации, когда сделать ничего нельзя.

Д. Пучков: В чем реформа выражалась, что делали?

Е. Прудникова: Во-первых, в тех общинах, где не происходило передела с 1861 года — а их было, как оказалось, 58 % всех общин, — крестьянам просто назначили в собственность их наделы. Естественно, этого никто не заметил, поэтому сей акт мы не будем считать за успех реформы. Какая реформа, если ничего не произошло? А вот в остальных местах, где переделы происходили, было велено следующее: кто хочет выделиться из общины, тем сводить все их полосочки в единый надел. Если внутри деревенской пашни — эти наделы назывались отрубами, если вне — хуторами. Ну, а поскольку выделялись либо самые слабые, чтобы свою землю продать, либо самые сильные, чтобы эту землю купить, то как поступал землемер? С одной стороны, он имел указивку от правительства всячески содействовать реформе. С другой — с кем он чай пьет на деревне? Уж всяко по бедным избам не ходит. Стало быть, он действовал в интересах тех, кто хотел выделиться, нарезал им землицу получше.

И пошла себе реформа. Как она шла — еще почитаем?

Д. Пучков: Конечно.

Е. Прудникова: Вот, например, есть замечательное письмо с Украины: «Из прошения крестьянок-солдаток села Браницы императрице Александре Федоровне, 10 октября 1916 года».