Великая Армия, поверженная изменой и предательством

Та тревожная обстановка, в которой жила в те дни столица империи, взорвалась на второй день после отъезда царя, и она напрямую была связана с готовящимся государственным переворотом. Петербург уже давно представлял собой приграничный фронтовой город, где все было ненадежно: и власть, и дума, и переполненный войсками военный гарнизон, и брожение в рядах буржуазии и рабочих кварталах. В начале февраля Петроград изъяли из зоны ответственности командования Северного фронта, и в нем был сформирован Петроградский военный округ, с возложением на него обязанностей по обеспечению безопасности столицы и прилегающих к нему близлежащих гарнизонов. Это решение было принято тайно, без обсуждения в штабе Ставки, так же, как самовольно был издан приказ министра внутренних дел Протопопова, вводивший в стране, из-за нехватки железнодорожного транспорта для перевозки новобранцев, территориальный принцип призыва в армию, и Петроградские гвардейские и другие полки тут же были укомплектованы рабочими города, которые были революционно настроенными, и к ним беспрепятственно проникали агитаторы и диверсанты, противники самодержавия и России[434]. При этом никто не подумал о смене ненадежных частей и замене их верными войсками, а командующим войсками был назначен генерал Хабалов, совершенно не подготовленный к этому человек, который внес в общую неразбериху свое неумение руководить войсками в чрезвычайных обстоятельствах.

Поддержание порядка в столице власть рассчитывала обеспечивать с помощью полицейских, число которых в городе увеличивалось, и их стали вооружать пулеметами[435]. Обстановка лучше не становилась, она с часа на час ухудшалась. От неустройств и отсутствия всякой объективной информации в столице империи беспрерывно плодились различные слухи, порождающие среди населения тревогу и беспокойство. В числе слухов был и такой, что правительство желает «устроить революцию», подавив которую, оно хотело заключить сепаратный мир с Германией[436]. Говорили, что правительство на 14 февраля, когда должна была открыться очередная сессия Государственной думы, готовило три демонстрации: черносотенную, пораженческую, требующую немедленного заключения мира с Германией, и оборонческую, — выражающую взгляды рабочих групп военно-промышленных комитетов, требующих доведения войны до победного конца. Обывателей пугали, что участникам этих демонстраций раздавали оружие, и полиция хотела их столкнуть на улицах Петрограда.

Стало известно, что Протопопов затребовал у губернаторов подробных сведений, как относится население к началу думских работ и думским речам. Журналистам каким-то образом удалось ознакомиться с губернаторскими ответами, и в них заметна была полная индифферентность населения к этому событию в жизни страны. Как перед грозою, было тихо, но тревожно и душно.

Начало работы парламентской сессии думы ничем не было заметным даже для самих депутатов, настроение которых в большинстве своем было унылым и склонным к разброду. Выразитель крайнего правого фланга думской оппозиции Пуришкевич в первом заседании заявил: «Я сознаю бесцельность думских речей, признаю безнадежность в данный момент работы думы, — никакая работа думы, никакие речи в ней не помогут. Нас, — продолжал он, — распустят, распустят скоро и совсем распустят»[437]. Этот влиятельный депутат, очевидно, владел информацией, что у председателя правительства уже имелся указ царя о досрочном роспуске Государственной думы и Государственного совета. Казалось, все складывается так, что четвертая дума закончит свою последнюю сессию бесцветно и безрадостно.