Великая эпидемия: сыпной тиф в России в первые годы советской власти

Заработная плата младших служащих в середине 1918 г. составляла 285 руб. в месяц, за продовольствие вычиталось 130 руб. Из продовольствия им отпускалось по 1 фунту (0,45 кг) солонины, 0,75 фунта капусты, 0,25 фунта чая. При исчислении продуктов предусматривалось три типа порций: общая, слабая, добавочная. Врачи неоднократно обращались к власти с просьбой усилить питание служащих, перевести их в первую категорию по продовольствию, как в Москве, так как они «постоянно подвергаются опасности заразы», работая в инфекционном отделении. Заведующий больницы вспоминал: «Перед первым и 15-м числом каждого месяца регулярно заготовляются трогательные, душу раздирающие прошения, с которыми представители отдела отправляются обивать пороги различных учреждений»[287].

В условиях эпидемии, когда были необходимы меры дезинфекции, важнейшее значение имел вопрос о бане, но именно бани (как и прачечной) при Городской Советской больнице не было. Ванная комната давала весьма сомнительный эффект[288]. Прачечная при Губернской тюрьме, куда отвозили белье, не справлялась с объемами работы. «Задержка в исполнении работы бывает целыми месяцами, что ставит больницу в крайне тяжелое положение, совершенно лишая ее возможности своевременной смены белья у больных, сверх того, стирка производится очень небрежно и белье возвращается непростиранное, не много чище отправленного в стирку», — жаловались врачи[289]. Только зимой 1919 г. заведующий отделом поехал в Москву и лично привез новую камеру «Гелиос».

Как уже говорилось, медицинские работники были чрезвычайно подвержены заболеваниям. Во многих городах смертность врачей и обслуживающего персонала была очень высокой. В Московской губернии, например, смертность только от тифа достигала 12 %[290]. Но это не шло ни в какое сравнение с Ярославлем. «Город Ярославль, — говорится в докладе о санитарном состоянии губернии осенью 1919 г., — сверх всякой меры переполнен заразно больными красноармейцами; медицинский и обслуживающий персонал болеет и гибнет от эпидемии несравненно больше, чем в прошлом году. Заболеваемость свыше 50 % и необычно высокая смертность. Первые две недели декабря сего года [1919. — Н. М.] в одном Ярославле от сыпного тифа умерло 4 врача. Заболеваемость обслуживающего персонала доходит до 80 %»[291].

В 1919 г. ситуация с финансированием больницы не изменилась. Заведующий санитарно-эпидемическим отделом Г. И. Лифшиц писал: «Все приходные суммы медико-санитарного отдела состоят исключительно из случайных поступлений, главным образом в виде позаимствований, и без остатка поглощаются текущим жалованием»[292]. За отделом накопился огромный долг, который к концу 1919 г. составлял около 1 млн руб. Осенью 1919-го в докладе, отправленном медицинскими сотрудниками больницы в медико-санитарный отдел, говорилось о том, что инфекционное отделение, как и вся больница, «приходит в крайний упадок и лишается возможности всякого целесообразного ведения дела вследствие как общей недостаточности ассигнируемых на нужды больницы средства, так и необычайной задержки даже и отпускаемых сумм»[293].

Если проанализировать ситуацию в Ярославле, можно сделать вывод, что врачи были совершенно беспомощны, лишены всякой материальной поддержки «центра». Они прекрасно сами понимали собственную зависимость от системы распределения. Врачи постоянно должны были о чем-то просить, ждать помощи, доказывать необходимость чего-либо. В условиях, когда надо было принять срочные меры, дело по спасению города было практически обречено. И если им удалось несколько уменьшить количество умерших во время эпидемий, то лишь за счет собственного энтузиазма и профессионализма, а часто, как говорилось выше, и ценой собственной жизни.

Глава 10 Голодный сыпняк: эпидемия в Поволжье

10.1. Голод в Татреспублике