Великая эпидемия: сыпной тиф в России в первые годы советской власти

Из доклада, сделанного заведующим хозяйственной частью 29 сентября 1918 г., видно, что состояние быта больницы было крайне плачевно. Врачи вынуждены были чуть ли не на коленях просить власти сделать элементарное, например, заделать дыры в стенах или немножко утеплить помещения. Даже осенью, не говоря уж о зимних месяцах, в помещениях было постоянно холодно, дров не хватало, и все трудности быта обострились. «Из 300 сажен, зачтенных из Константиновской больницы, — 100 сажен отпущено Губернской больнице — остальные же почти все израсходованы и больница в скором времени может оказаться совершенно без дров»[277]. В больнице ощущалась нехватка спичек и керосина. Медики неоднократно просили выслать им хотя бы керосин, без которого в темное время суток работать в больнице не представлялось возможным. Электричества не было очень долго, хотя прошения о том, чтобы его провели, звучали еще летом 1918 г.: «необходимо соединить электрическое освещение»[278]. 1918 г. — это вообще, пожалуй, самый тяжелый год в Ярославле, особенно вторая его половина и страшная зима 1918/1919 г. Прошения направлялись постоянно, но оставались без ответа. «Света все нет, работаем с огнем», — жалуются медики 4 ноября 1918 г.

Врач Н. В. Соловьев лично обращался к властям с просьбой об устройстве электричества. «Ламп нет, керосина тоже, а между тем бывают случаи — привезут крупозного ребенка, надо сделать операцию, как тут быть: огня нет, а операция необходима». «И приходится полагаться на волю Божью, доживет до утра, так сделают, а не доживет, так что же, ведь доктор виноват не будет, а виноват медико-санитарный отдел в том, что лишний ребенок ушел на тот свет».[279]

В больнице все было наперечет. Каждая мелочь, — такая, которой в иные времена и значения-то не придавали, — представлялась чрезвычайно важной. При больнице было обустроено 8 стойл для лошадей, однако осталось в распоряжении только две лошади, одна лошадиная сбруя и одна телега, а также 10 коров, трех из которых осенью 1918 г. планировалось заколоть на зиму. Медицинские сотрудники и завхоз больницы неоднократно просили прислать денежные средства для подъема больничного хозяйства, наивно отсылая в Москву сметы на приобретение лошадей, пролеток, саней. Позже, разуверившись в своевременной помощи из центра, врачи просили лишь «прислать еду для лошадей и коров»[280]. В больнице не было фуража для лошадей, что отрицательно сказывалось на работе врачей. «За отсутствием фуража лошади чуть передвигаются, и выезды к больным, на эпидемии, почти прекратились», — отмечали медики. В ноябре одна из двух лошадей, принадлежащих больнице, пала от истощения. Возникла опасность остаться совсем без транспортных средств[281]. Медико-санитарный отдел просил городское самоуправление «выдать ордер на право реквизиции двух лошадей у наследников Пастуховых для нужд городской больницы»[282].

Перед заведующим хозяйством ежедневно вставал вопрос, откуда взять денег на покупку хлеба и других пищевых продуктов. При больнице был так называемый общий стол, который ни для больных, ни для медицинских сотрудников не был удовлетворительным. «Общий стол, отпускаемый как больным, так и служащим, крайне недостаточен, безвкусен, груб, малопитателен и, если такой стол вызывает естественный ропот среди здоровых служащих, то в отношении больных он является нередко даже вредным и недопустимым. Говорить о какой-либо врачебной диете для больных совершенно не приходится, так как изо всех продуктов, требуемых подобной диетой, в распоряжении врачей находится одно молоко, но, к несчастью, и его количество, по неизвестным больнице причинам, сокращено, и вместо 5 ведер в день больница получает 2–3 ведра. Хлеб нередко доставляется полусырой, совершенно негодный для слабых желудков»[283]. В течение некоторого времени удавалось договориться с частным хозяйством Малковых, которое поставляло больнице 5 ведер молока ежедневно[284].

Где же доставали продовольствие? В августе выдавали в основном лишь крупы, иногда служащие выменивали их на муку, а затем пекли хлеб, который раздавали больным. Фабричные больницы существовали старыми запасами, получая кое-что от фабричных комитетов. Продовольствия не могло хватить надолго. Приемный покой при заводе Оловянишниковых существовал только за счет того, что не помещал больных в стационар. Городская больница тоже постоянно жаловалась на недостаток продуктов, а больные — на скудость продовольствия. Продукты покупались в лавках или на улице, у частных лиц[285]. «Если не будут приняты меры к отпуску значительных средств на немедленное приобретение запасов картофеля, то больнице грозит положительный голод, при котором самое существование ее является бесцельным», — писал Н. В. Соловьев[286].