Великая эпидемия: сыпной тиф в России в первые годы советской власти

Особенностью Ярославля можно считать невероятный героизм врачей, которые фактически спасли город. В эпоху сыпняка погибло огромное количество медицинского персонала: С. И. Златогоров приводит следующие цифры о гибели врачей: по его данным за время с 1917 по 1922 г. в России погибло от сыпного тифа 1400 врачей. Это число было выведено из данных Наркомата здравоохранения, указывающих, что в эти годы болело на 1000 врачей 300 и умирало 70. Смертность врачей доходила до 33 % в Харькове и до 38 % в Кременчуге. Цифры эти, обратим внимание еще раз, взяты из официальных источников, а, следовательно, занижены. По Д. Н. Жбанкову[265], с 1914 по 1927 г. всего умерло 4033 врачей, из них 3087 умерло до 1922 г., а с 1922 до 1927 г. — 643. По возрастному составу 48 % из них было от 31 до 50 лет, то есть речь идет о молодых практикующих врачах. На долю сыпного тифа, по Д. Н. Жбанкову, падает 56 % всех смертей, а общее число жертв в указанный период — около 1800 человек. Интересно, что смертность врачей значительно выше, чем смертность среднего и младшего медперсонала и людей других профессий соответствующего возраста. С. И. Златогоров, рассматривая причину такой чувствительности организма врача к сыпному тифу, делает вывод о том, что дело в чрезмерном напряжении нервной системы, что косвенно влияет на сердечно-сосудистую систему. При сыпном тифе прежде всего поражаются обе системы, и организм, ранее сенсибилизированный, легко делается жертвой сыпнотифозного вируса. То, в каких условиях работали врачи (что мы и проследим на примере Ярославской губернии), подтверждает данное заключение[266].

Медицинским сотрудникам в этих условиях приходилось тяжелее всего. Отметим, что в это время в Ярославле работали специалисты, имена которых сделали бы честь любой столичной больнице. Это те самые знаменитые врачи с университетским образованием, лекари «земской» закалки, готовые среди ночи мчаться к больному и делать операцию. Николай Васильевич Соловьев (1874–1922) был в полном смысле слова самым популярным хирургом Ярославской губернии. Он особенно выделяется в ряду «старых» специалистов, которые продолжали работать некоторое время после установления советской власти. Соловьев был универсален: он проводил операции на костях, суставах, желудочно-кишечном тракте, сосудах, коже, вырезал опухоли и аппендициты, исправлял повреждения лицевых костей и проч. Георгий Иванович Курочкин, достаточно долго работавший с Н. В. Соловьевым, так вспоминал о нем: «Он был полон энергии и сил и обладал прекрасным опытом и знаниями в любимой им области хирургии. Он делал в операционные дни больше 10 операций. Этому помогали те качества, которые свойственны большим хирургам: кисти рук и их пальцы были сильны, гибки и обладали высокой чувствительностью. Во время иных операций в глубине разрезов ему приходилось на ощупь определять изменения в больных тканях, отличать больных от здоровых»[267]. Необходима была огромная выносливость, чтобы стоять у операционного стола. Не будем забывать, что это происходило и в эпоху эпидемий, когда врачи получали весьма ограниченный продовольственный паек.

Сыпной тиф в первые годы Советской власти унес жизни 19 врачей, в том числе Николая Васильевича. Заразные бараки были заполнены до отказа сыпнотифозными больными, и Н. В. Соловьев с обычной своей энергией начал приводить их в порядок. Он приходил в больницу рано утром, проверял, на месте ли персонал, в порядке ли содержатся больные, правильно ли проводится лечение. Сыпняк поразил великого врача очень быстро. Последний человек, с которым разговаривал Н. В. Соловьев перед смертью — это Георгий Иванович Курочкин, его друг и коллега. «При своем горячем характере, — пишет Г. И. Курочкин, — он не соблюдал достаточно правил предосторожности, заполучил вошь и вскоре заболел сам. Я пришел к нему на второй день болезни. Он лежал в постели своей квартиры на Гражданской улице с высокой температурой, с жалобами на головную боль и боль в пояснице. Николай Васильевич встретим меня словами: „У меня сыпняк, я его не перенесу“. Я успокаивал его, как мог, уверяя, что при его сильной, крепкой натуре ему нетрудно будет справиться с болезнью. Через несколько дней он потерял сознание и в таком состоянии на восьмой день скончался»[268]. Любопытна реакция горожан на известие о заболевании Н. В. Соловьева. Сохранились свидетельства о том, что люди молились в церквях «о здравии хорошего врача и человека»[269]. Весть о смерти принята была в городе как новость о тяжелейшей потере, поэтому похороны стали огромной душевной траурной демонстрацией. «Хоронил его Ярославль как своего героя», — писал Г. И. Курочкин[270].

«Голодухинская» больница. 1920-е гг.