Великая эпидемия: сыпной тиф в России в первые годы советской власти

В заявлении известного врача, члена постоянной врачебной комиссии при Ярославском Эвакопункте Давида Штерна за 12 марта 1920 г. мы видим, что врачей приравнивают к буржуазии и, руководствуясь тем самым, лишают квартир при проведении общих мероприятий по «уплотнению». Д. Штерн получил весьма срочное предписание от комиссии по выселению буржуазии немедленно освободить квартиру и явиться за получением мандата на новую. Врач обратил внимание жилищного отдела на декреты, гарантирующие врачам, служащим в Красной армии, возможность спокойной работы, однако при этом он получил ответ от заведующего отделом Местного хозяйства, что «декреты пишутся в центре, а применяются на местах согласно местным условиям», и что никаких поблажек Д. Штерну сделано не будет. «Итак, в награду за мой 25-летний тяжелый труд врача, — пишет Д. Штерн в отчаянии и негодовании, — не знавшего никогда ни минуты отдыха, ни праздников, ни дня, ни ночи — и не мечтавшего о 8-часовом рабочем дне, а работавшего, как знает это весь город и вся губерния, с самого раннего утра и до глубокой ночи, бежавшего по первому зову ко всякому больному, не разбирая ни звания, ни состояния, истрепавшего свое здоровье в течение 6-ти лет военной службы — и в настоящее время работающего почти исключительно в заразных военных госпиталях и среди массы сыпнотифозных городских больных с риском разделить участь 13-ти умерших врачей (из 25-ти заболевших) — итак в награду за все это меня выбрасывают в 24 часа из квартиры — да еще с реквизицией обстановки, как мне заявили в жилищном отделе. <…> Не знаю, удивляться ли мне нелепости такого поступка со мной или глубоко терзаться от обиды и незаслуженного оскорбления». Д. Штерн просил Горуездсанчека взять его под свою защиту и «сказать свое веское слово» (до определенного времени это срабатывало), чтобы не только распоряжение о выселении было отменено, но «чтобы и впредь не повторялось что-либо подобное», ибо «нет никакой возможности спокойно работать под угрозой неожиданных срочных выселений, реквизиций и т. д.»[272]. Приведенный фрагмент источника прямо-таки до смешного похож на знаменитый сюжет из повести М. А. Булгакова «Собачье сердце», когда профессора Ф. Ф. Преображенского пытаются заставить отдать две комнаты из семи, лишив его приемной и столовой, так как он якобы занимает «чрезмерную жилплощадь»[273]. Однако ситуация, в которой оказался врач Д. Штерн не идет ни в какое сравнение с жилищной проблемой младших медицинских сотрудников и некоторых врачей. Многие врачи и младшие медицинские сотрудники остались без крова, поэтому часто жили прямо в больнице. Например, секретарь Ярославского отделения Наркомздрава В. Тихонов сообщал, что при отделении больницы на Духовской улице состояло 25 сотрудников (врачей и обслуги). Некоторые из них жили в специальной общей квартире на втором этаже одного из корпусов. Иные размещались прямо в палатах при больных. Скотница, плотник, дворник и пастух жили в подвальном этаже со сводами, причем в этом же помещении находилась мастерская гробов. Зимой в подвал приводили еще и телят, и эти люди жили вместе скотиной, продолжая выполнять свои обязанности. Двое служащих больницы помещались при амбулатории. Им было особенно «комфортно», так как в этой же комнате, за перегородкой в 3,5 аршина находился ватерклозет[274]. Сторож больницы жил в периодически затапливаемом подвале часовни, находившейся рядом с больницей[275].

Комиссия из Москвы, осматривавшая больничные корпуса в августе 1918 г., отметила «крайне антисанитарное состояние дворов и больниц». Особенно остро встала проблема выгребных ям на территории больниц.

«В Духовской больнице ретирадная яма, расположенная у окон квартир служащих и палаты переполнена, нечистоты выливаются, издавая зловоние, — отмечала комиссия. — Двор же больницы за Романовской заставой в части, где расположены бараки, представляет из себя озеро заразы, все ретирады переполнены, в особенности у тифозного барака, сортировочной, жилого и венерического барака. Все нечистоты выливаются из ям, образуя топкое болото и распространяя зловонный запах». Все ретирады были расположены в двух метрах от помещений. Нечистоты выливались прямо во дворе. Заведующий хозяйственной частью предлагал просить помощи у городского хозяйства, заявляя о необходимости вычищать выгребные ямы «4 раза в неделю по 10 бочек за раз ввиду переполненности ям», необходимо некоторые из них отремонтировать. Комиссия вынесла следующий вердикт: «необходимо принять экстренные меры по проведению городской больницы в более надлежащий вид». И отбыла в столицу[276]. Через месяц, в конце ноября, как свидетельствуют документы, ситуация не изменилась.