Великая Эвольвента

Современный историк В. А. Томсинов пишет, что «за несколько лет своего царствования он успел совершить то, что другие властители неспособны были сделать и за несколько десятилетий. …Федор Алексеевич понимал закономерности государственной и общественной жизни явно лучше своего младшего брата (по отцу), вошедшего в русскую историю в качестве великого государя-реформатора (Петра Великого. – В. С.), более бережно относился к русским традициям, чем он, был нравственно и умственно выше его, отличался по сравнению с ним более высокой образованностью.

Обладая такими преимуществами, Фёдор Алексеевич мог своими реформами достичь более великих результатов, чем достиг Петр I, и при значительно меньшей трате общественных сил и меньших страданиях народа».[10]

Приложение III

Историческую закономерность печальных для поляков Трёх Разделов страны подтверждают как старые источники, так и работы современных учёных.

Польский мыслитель Анджей Моджевский уже в XVI в. обрисовал полякам невесёлые перспективы: «Не нужно предсказаний астрологов, чтобы увидеть, что спесь и крайний произвол приведут это королевство ни к чему иному, как только к гибели».[11]

Его современник русский князь Андрей Курбский, после разрыва с Иваном Грозным нашедший пристанище в Польше, в таком же тоне характеризовал местную аристократию:

«Вельможи знают только пить да есть сладко; пьяные они очень храбры: берут и Москву и Константинополь, и если бы даже на небо забился турок, то и оттуда готовы его снять».

Через сто лет польский полководец Ян Собеский на одном из сеймов укорял поляков в том же: идеал у шляхты один – «сидеть дома, налогов не платить, солдат не кормить, а Господь Бог чтоб за нас воевал».

Старший современник Собеского хорват Юрий Крижанич – крупнейший представитель и подвижник славянского единства во времена царствования Алексея Михайловича, прекрасно зная устройство различных государств, отмечал, что «Польское государство находится в состоянии величайшего упадка».[12]

По мнению Крижанича, богатый шляхтич презирал бедного, а вместе они ненавидели народ, за счёт которого они жили. Не удивительно, что последний отвечал им тем же. Польский публицист Рафаил Земкевич, которого можно упрекнуть в чём угодно, только не в полонофобии,[13] в книге «Поляцтво» с горечью пишет: Речь Посполитая «была редким примером полной непродуктивности и невероятного растранжиривания огромных ресурсов. Её хозяйственная деятельность ограничивалась продажей на запад плодов земли и природы.

Единственным известным нашим предкам методом максимализации прибыли было всё более усиливающееся обирание крестьян – даже до уровня, означающего заталкивание их в нищету и отсталость…».

Земкевич подчёркивает, что в Польше не было никакого производства, что шляхта покупала в европейских странах всё необходимое «в наилучшем виде», будучи убеждённой, что «всякий труд позорит, что нахождение в доме какого-нибудь изделия, произведённого в собственной стране, – это попросту последнее дело». Польский историк Павел Ясеница указывает и на другую особенность весьма обширной, но политически бестолковой Речи Посполитой: «несчастье государства состояло в том, что центральная власть не могла вырвать страну из-под влияния магнатов… Король был королём только в Варшаве, но не в магнатских владениях».

С беззаконием и безответственностью в Польше могло соперничать лишь предательство национальных интересов, воровство и жульничество «высших слоёв» общества, среди которых выделялись Януш и Богуслав Радзивиллы, политический авантюрист Иероним Радзаевский и в буквальном смысле разбойник Самуил Лащ. Последний неустанно разорял имения небогатых и маловлиятельных шляхтичей, но при этом «продолжал нести государственные обязанности», – пишет белорусский историк М. В. Довнар-Запольский. В когорту «непотопляемых» входил ещё министр финансов короля Станислава Понятовского Адам Пониньский, который, доверимся Земкевичу: «грабил государство сотнями способов, собирал дань и взятки, продавал ордена, должности, военные звания – всё, что кто-то мог купить». А когда его-таки осудили в Варшаве за злоупотребления, то Пониньский за городом закатил бал для высших чиновников. И никто из них не отказался распить с ним дружескую чарку… Историки единодушно отмечают, что рядом с Радзивиллами, Сапегами, Чарторыйскими, Пацами, Огинскими, Тышкевичами и Массальскими польский король был почти нищим. Потому Кароль Радзивилл, по свидетельствам современников, не умевший читать до пятнадцати лет, не убоялся выпустить в обращение полновесные золотые монеты. Всё бы ничего, но на монетах Радзивилла был изображен король Станислав Август Понятовский и выбиты слова «Krоl Poniatowski! Kieр z łaski Boskiey», то есть – «Король Понятовский! Божьей милостью – дурак». «Смелость» надписи Кароля, как то можно понять из его «весёлой» биографии, была вызвана не столько неумением читать, сколько банальной дурью, и в ещё большей степени – личным богатством. По оценкам историков, он имел от сорока до двухсот миллионов злотых в год.