Великая Эвольвента

«Поклон от Ефрема брату моему Исухии. Ты разгневался, не расспросив: меня игумен не пустил. А я отпрашивался, но он послал (меня) с Асафом к посаднику за медом. А пришли мы, когда (уже) звонили. Зачем же ты гневаешься? Ведь я всегда у тебя (при тебе). А зазорно мне, что ты злое мне говорил. И (всё же) кланяюсь тебе, братец мой, хоть ты и такое говорил. Ты мой, а я твой». «От Павла из Ростова к Братонежку. Если ладья киевлянина прислана, то сообщи о ней князю, чтобы не было худой славы ни тебе, ни Павлу».

Прелесть и красоту чувств являет письмо девушки своему любезному: «Я посылала тебе трижды. Что за зло ты против меня имеешь, что ты в эту неделю до меня не приходил? Я к тебе относилась, как к брату. Неужели я задела тебя тем, что посылала?

А тебе, я вижу, не любо. Если бы тебе было любо, то ты бы вырвался из-под глаз и примчался. …Буде же я тебя по своему безумию задела, если ты начнешь надо мною насмехаться, то судит (тебя) Бог и моя худость». Об «опасном» размахе чувств говорит обрывок из берестяного послания: «…Так пусть разгорится сердце твоё и тело твое и душа твоя страстью ко мне и к телу моему и к лицу моему…».

10. Историки утверждают, что в русско-крымских войнах убыль гражданского населения много превосходила военные потери: за XV–XVIII вв. Крымское ханство угнало в рабство около 5 млн жителей России и Украины. Что касается Турции, то лишь в середине XIX в. оттоманские власти под давлением великих держав вынуждены были закрыть знаменитый невольничий рынок в Стамбуле.

11. Следует отметить, что «оукраинами» («украинами») на Руси с XII по XVII вв. именовали различные пограничные её земли. Так, в Ипатьевской летописи под 1187-м годом упоминается переяславская «оукраина», под 1189-м – галицкая «оукраина», под 1213-м перечисляются пограничные города этой галицкой «оукраины»: Брест, Угровск, Верещин, Столп, Комов. В Псковской летописи под 1271-м годом говорится о сёлах Псковской «украины». В дальнейшем упоминаются «Вкраиные места» (под которыми понимаются Смоленск, Любутск, Мезгин), «Украйна», «Украйные города», «Государевы Украйны», «Наши Украйны» и т. д.[25]

12. Состояние психологической подавленности некогда западной Руси объясняют и подтверждают архивные данные: после присоединения Западной Украины к России в землях Подолья и Волыни по переписи 1795 г. общая численность крестьян была 2 млн 946 тыс. чел. Из них крепостных – 2 млн 511 тыс. или 85 %. Для сравнения: по той же переписи общая численность крестьян Великороссии была 20 млн 689 тыс. чел. Из них крепостных – 12 млн 223 тыс., или 59 %.

Причем подавляющая часть крепостных была в губерниях, прилегающих к Москве и Петербургу: в Черноземном Центре – 60 %, в Поволжье – 50 %. На Севере и Приуралье – 30 %, а в Сибири крепостных было всего 2–3 тыс. чел. Чем дальше от столиц, тем стремительнее сокращалась доля крепостных. По переписи 1857 г., то есть к моменту отмены крепостного права, доля крепостных крестьян во всей Великороссии, кроме центральных губерний, была уже меньше четверти.

13. Юнг К. Г. Сознание и бессознательное. С-тъ-П-г – Москва. 1997. С. 50.

14. Соловьёв. С. М. Публичные чтения о Петре Великом. Спб., 1903. С. 212.

15. Речь идёт о падении большеордынского хана Ахмата (1480), присоединении к России Урала (1499–1500), Казанского (1552) и Астраханского ханств (1556), башкирских племён (1557) и остатков сибирских ханств (1598).

16. Н. Карамзин о Кученей: «Современники пишут, что сия Княжна Черкесская, дикая нравом, жестокая душою, ещё более утверждала Иоанна в злых склонностях». В одном из источников она называется «на злые дела падущая». В другом – хронографе «О браках царя Иоанна Васильевича» – сказано: «В лето 7069 августа 21 обрачился царь вторично на Марии Черкасской Горской… туги нравные и зело лютые…» (крутой нравом и очень злой). Генрих Штаден пишет, что именно она подала ему совет о создании опричнины.

17. Самоквасов Д. Я. Архивный материал. М., 1909. Т. 1–2.

18. «В наиболее полных списках синодика перечислено около 6000 человек, погибших в годы разгула опричнины. Среди них я насчитал всего пять(!) человек, имевших тюркские имена, – уточняет В. Куковенко. – Притом это были настолько незначительные люди, что о них не сохранилось никаких сведений в русских документах».

19. Оберегатель Государственной Печати в Московии был равнозначен титулу канцлера. Ливонский хронист Бальтазар Рюссов так отзывался о «знатнейшем канцлере» царя Висковатове: «Отличнейший человек, подобно которому не было в то время в Москве; его уму и искусству, как московита, ничему не учившемуся, удивлялись все иностранные послы». Литовский вице-канцлер Остафий Волович, хорошо знавший Висковатого, писал: «Среди всех его (царя) советников не было лучшего, чем он, знатока давних событий» (Иероним Граля).