Близкий ко двору Кристоф Герман фон Манштейн, хорошо знавший историю России и её современное состояние, отмечал, что «образ правления в России всегда был деспотический; свобода русского подданного никогда не доходила до того, чтобы он не был вполне подвластен неограниченной воле своего государя» (К. Манштейн. «Записки о России 1727–1744». С. 323).
30. Один из персонажей комедии А. П. Сумарокова «Чудовищи» (1750), взахлёб выражая чаяния своего сословия, восклицает: «Я бы и русского языка знать не хотел! Скаредный язык! Для чего я родился русским?». Совершенно солидарно было с ним другое «чудище»: «Всё несчастие моё состоит в том, что ты русская», – говорит Советнице сын в комедии Д. И. Фонвизина «Бригадир» (1769), на что та простодушно отвечает: «Это, ангел мой, конечно, для меня ужасная погибель». Сын не медля подхватывает самоуничижение мамаши: «Это такой defaut (недостаток), которого ничем загладить уже нельзя». На удивление отца (Бригадира), не потерявшего здравый смысл: «Да ты что за француз? Мне кажется, ты на Руси родился», – сын ответствует: «Тело моё родилось в России, это правда, однако дух мой принадлежал короне французской»!
Со времён «чудовищ» и тьмы недорослей новояз прочно утвердился в России. С лёгкой руки героев В. Лукина и Д. Фонвизина он сводится к формуле, заявленной устами бригадирского сынка: «N’importe! всякой, кто был в Париже, имеет уже право, говоря про русских, не включать себя в число тех, затем что он уже стал больше француз, нежели русский». Иное отношение к предмету находим у Гавриила Державина. Поэт и государственный деятель прямо-таки скорбит о Франции, наблюдая пороки Парижа: «О новый Вавилон, Париж! /О град мятежничьих жилищ, /Где Бога нет, окроме злата, /Соблазнов и разврата». Так же и Д. Фонвизин – с сожалением и презрением, но не без сочувствия он говорит о печальном следствии соблазнов: «Рассудка француз не имеет, да иметь его почёл бы за величайшее для себя несчастье».
31. К примеру, государством фактически правил Э. И. Бирон, направлял дипломатию А. И. Остерман, войсками командовал Б. К. Минних, горной промышленностью руководил А. К. Шемберг, Коммерц-коллегией – К. Л. Менгден.
32. Принципам ведения войны непобедимого А. Суворова до Александра I активно противостоял Павел I. В своём фундаментальном труде «История Русской армии» военный историк А. А. Керсановский характеризует следствия отказа от суворовской «науки побеждать»: «Павловская муштра имела до некоторой степени положительное воспитательное значение. Она сильно подтянула блестящую, но распущенную армию, особенно же Гвардию конца царствования Екатерины…Порядок, отчётливость и единообразие всюду были наведены образцовые…В общем же царствование Императора Павла не принесло счастья русской армии. Вахт-парадным эспонтоном наша армия была совращена с пути своего нормального самобытного развития, пути, по которому вели её Петр I, Румянцев и Суворов, и направлена на путь слепого подражания западно-европейским образцам.
…Русская военная доктрина – цельная и гениальная в своей простоте – была оставлена. Мы покинули добровольно наше место – первое место в ряду европейских военных учений, чтобы стать на последнее малопочтенное место прусских подголосков, каких-то подпруссаков…»
33. Современники свидетельствовали: Наполеон, восхищённый умом М. М. Сперанского, подвёл его к царю с шутливым предложением: «Не угодно ли вам, государь, обменять мне этого человека на какое-нибудь королевство?». В знак признания Сперанского Наполеон подарил ему золотую табакерку со своим портретом.
34. Проведя титаническую рутинную работу, Сперанский осуществил на рубеже 20–30 гг. кодификацию российского права, которое со времени Соборного уложения (1649) вплоть до 30 гг. XIX в. не было приведено в систему.
Оставаясь разрозненным, оно в ряде изложений было недоступно никому из смертных – от мелкого канцеляриста до императора.
35. Троицкий Н. А. Россия в XIX веке: Курс лекций. М.: Высш. шк., 1997.
36. П. Я. Чаадаев. Апология сумасшедшего. Полное собрание сочинений и избранные письма. Том. 1. – М.: Наука. 1991. С.523–538.
37. Троицкий Н. А. Там же.
38. Убийственную характеристику Николаю I дал профессор Санкт-Петербургского университета К. Д. Кавелин: «Калмыцкий полубог, прошедший ураганом и бичом, и катком, и терпугом по русскому государству в течение 30-ти лет, вырезавший лица у мысли, погубивший тысячи характеров и умов… Это исчадие мундирного просвещения и гнуснейшей стороны русской натуры околел наконец… Если б настоящее не было так странно и пасмурно, будущее так таинственно загадочно, можно было бы с ума сойти от радости и опьянеть от счастия…» (Литературное наследство. Т. 67, М., 1959. С. 607).