Великая гендерная эволюция: мужчина и женщина в европейской культуре

Впрочем, дух той пышной галантности, в самом центре которого стоит Прекрасная Дама, создавался и подлинным искусством, способным тронуть даже нашего современника. Появляется множество самых разнообразных форм куртуазной поэзии: кансона (песня, развивающая тему любви), альба («утренняя заря», где повествуется о рассвете, а значит, и о необходимости расставания), пасторела (поющая о чистой любви благородного рыцаря и прекрасной пастушки), тенсона (возвышенный спор о любви, сторонами которого выступают Поэт и Дама, Поэт и Любовь), плач, сирвентес и др. В XII веке появляется рыцарский роман. Как всякая проза, он предполагает уже не только пылкое чувство, но и высокую образованность, и склонность к осмыслению предмета, философским обобщениям. Другими словами, в нем мы явственно различаем взросление новой культуры.

Новая культура рождается в Провансе, на Юге Франции. Пусть она существует недолго, уже в первой половине XIII века все уничтожит карательное нашествие. Причиной военных действий послужит развитие еретических учений и вызванное ими общественное движение. Но выжигаться будет не только ересь – придет в упадок и поэзия трубадуров. (Впрочем, возможно, в этом разгроме проявится и глубинный инстинкт социума, протестующего против не одной религиозной ереси, но и навязываемого ему гендерного сдвига.) Однако сообщенная этой культурой инерция останется, и эта инерция будет по-прежнему влиять на формирование мужчины. А значит, нет ничего удивительного в том, что его «томительная мечта о подвиге во имя любви», о которой говорит Хойзинга, и стремление к идеализации своей дамы рождает встречный взгляд на вещи: сама женщина начинает осознавать себя неким высшим существом. «Книга о граде женском» показывает это со всей выразительностью и безапелляционностью.

Таким образом, мы вправе заключить: женщина выходит на самую авансцену светской жизни.

6.3. Диктатура гендера

Рождающаяся культура влечет за собой чрезвычайно важные следствия, которые затрагивают жизнь в первую очередь высших сословий. Но если мы вспомним, что именно они формируют образец для подражания, то, в известной мере, и жизнь прочих слоев населения. В «двух словах» эти следствия сводятся к тому, что собственно жизнь смещается в сферу иллюзорного и вымысел вытесняет собою реальность.

Прежде всего это проявляется в самом облике человека, который перестает отражать то, что он есть в действительности.

Собственно, уже в глубокой древности начинает придаваться большое значение внешнему виду. Но античная Европа еще сохраняет рациональность мышления, и это спасает даже женщину от опасности ухода за грань между реальной действительностью и иллюзией, которую создают косметика и наряд. Средневековье уничтожает ее – данное человеку природой перестает быть истинным, и когда-то сказанное Плавтом (продолжим приведенную выше цитату)

Мы, женщины, то же, что рыба в рассоле:
Без всякой приятности рыба, без вкуса,
Покуда водой хорошо не размочишь,
Все пахнет, все солоно, тронуть противно.
И мы таковы же, мы, женщины, той же
Породы: совсем неприятны, невкусны
Без трат на наряды[389]

перестает быть сатирой: истинно именно то, чем человек престает перед глазами света. Такой взгляд на вещи меняет многое.

Раннее Средневековье продолжает верить в то, что женщина далеко не столь совершенна, как мужчина. Его философы, Филон Александрийский, Аврелий Августин, Фома Аквинский, развивают идею дуализма души и тела, которая появляется еще в античности. В их представлении живым олицетворением духовного начала в человеческой природе является мужчина, телесного – женщина, и возвыситься над собой она может, только уподобляя себя ему в том лучшем, что создает нашу культуру, другими словами, подавляя в себе голос собственного тела. Но, разумеется (вспомним Алфавит Бен-Сиры, в котором Лилит тотчас же после своего создания вступает в перебранку с Адамом), это не может быть принято ею. И, если упомянутый нами св. Иероним утверждал что, женщина может возвыситься над собой и стать рядом с мужчиной лишь через девственность, сама она, следуя настояниям собственной природы, способна дышать, только отдаваясь ему. Согласно Фоме Аквинскому, божественный образ проявляется в мужчине так, как он не воспроизводится в женщине, именно мужчина – начало и конец женщины, как Бог начало и конец всякого творения, но все же не Аквинату принадлежит приоритет. Эта мысль задолго до него станет чем-то аксиоматичным прежде всего для самой женщины, ибо для нее в глазах мужчины светится не что иное, как ее собственное совершенство. При этом ею никогда не упускается главное: чтобы мужской взгляд смог лучше разглядеть ее достоинства, их необходимо подчеркнуть. Этой цели служит, в частности, косметика и костюм.