Видя радение Слоты, приказчик (с ведения келаря самой богатой на Руси обители) выделил старосте три рубля серебром на постройку новой избы. И тут трудник постарался: поставил избу на подклете, с теплой горницей и летней повалушей, изукрасил дом деревянной резьбой.
Мужики дивились:
— Вот те и старик. Ишь, какие хоромы отгрохал. И для кого старался?
Не ведали мужики тайных помыслов приказчика, коего деньгами одарил какой-то неведомый князь, появившийся в Горушках и вставший на постой в избу Слоты.
Горушка — деревенька в десяток дворов, расположенная близ небольшого Подсосенского женского монастыря, возведенного Борисом Годуновым.
Слота — мужик не любопытный, однако «жительство» князя в своей избе воспринял с недоумением, его пытливые глаза не раз останавливались на диковинном постояльце. И Василий открылся:
— Хочешь, не хочешь, а поведать тебе придется. Сам я древнего княжеского рода, но какого — изречь пока не могу. Зови Василием Михайловичем.
— Добро, княже.
— Далее слушай. У тебя я не зря появился. Острая нужда привела… Лет десять назад поглянулась мне одна боярышня, да так, Слота, что всем сердцем к ней прикипел. И она меня возлюбила, но встречались мы тайно. Отец же моей девушки ничего не ведал и вздумал выдать мою ладу за родовитого боярина. Лада моя напрочь отказалась, и тогда отец сослал ее в монастырь. Вначале в один, затем в другой, а ныне моя лада в Подсосенской обители оказалась. А я близ нее все эти годы обретаюсь, поелику жить без нее не могу.
Слота головой крутанул:
— Век живу, но такого случая не слышал. Выходит, крепко любишь свою ладу?
— Крепко, Слота. Только смерть меня с ней разлучит… Так что не дивись, когда к нам монахиня заглянет.
— Да как же ее игуменья отпустит?
— Отпустит. Поладили мы с игуменьей. Отзывчивая душа. Жди в воскресный день.
Ничего больше не сказал Василий, но, как ему показалось, он и без того наговорил лишку.
Слота понимающе покивал серебряной головой, и вышел из избы, а Василий прилег на лавку, запрокинув руки за голову. За последние годы он заметно возмужал, еще больше раздался в плечах. Темно-русая курчавая брода красиво обрамляла сероглазое, мужественное лицо. Совсем недавно ему пошел двадцать пятый год. Казалось, не так уж и много, но за последние годы он испытал немало всяких трудностей, связанных с монашеством Ксении.
Глава 2
ОДЕРЖИМЫЙ
А все началось еще в 1606 году, когда на трон «вскочил аки бес» Василий Шуйский. Когда Василий вдругорядь кинулся к монастырю, то у врат его стояла многочисленная стража. Прорываться к царевне не было смысла. На всякий случай спросил:
— Почему обитель взяли под стражу?
— А мы и сами не ведаем, — отвечали стрельцы. — Приказал царь — вот и стоим.
Василий мысленно обругал Василия Шуйского и повернул вспять, не ведая, как ему поступить. Надумал посоветоваться с Катыревым.
— Поздно, — сокрушенно молвил Михаил Петрович. — Не ожидали мы от Шубника такой прыти. С заднего колеса влез на небеса. Тьфу!
Василий отчаялся, и все же пришел к Чудову монастырю на другой день. Стражи уже не было, врата были открыты. От игуменьи удалось изведать, что ночью Ксению увезли в женский Горицкий Воскресенский монастырь.
— Это где? — всполошился Василий.
— Далече, князь. На реке Шексне, под городом Кириловым.
Василий помрачнел. Ксения удалена из Москвы, и не куда-нибудь, а в тот самый северный монастырь, в коем творились жуткие вещи. Княгини Ефросинья и Евдокия Старицкие, заточенные в обитель по приказу царя Ивана Грозного, были здесь умерщвлены. Какая судьба ждет Ксению? Уж слишком торопко увезли ее под Белоозеро. И почему тайком, глухой ночью? Уж не задумал ли Василий Шуйский устранить соперницу на московский трон?
Заныло сердце Василия от щемящей боли, а затем встрепенулось. Надо немешкотно спасать Ксению! Он метнулся к коню, пружинисто переметнулся в седло и уже готов был скакать во весь опор вслед за опальной царевной, но вскоре преодолел свой искрометный порыв, уяснив, что торопливость ему не поможет. Ксению увезли три десятка стрельцов, и какой бы он силой не обладал, ему не высвободить свою возлюбленную. И все же он поедет в этот монастырь, отдаленный от Москвы сотнями верстами, только допрежь всего основательно подготовится к дальней поездке. Не худо бы потолковать с Афанасием Власьевым, чей мудрый совет всегда пригодится.
Афанасий Иванович пока еще не был отослан в ссылку, но он предчувствовал ее, поелику его проницательный ум подсказывал опалу. К беде же Василия Пожарского он как всегда отнесся с должным сочувствием.