Читаем «Великая грешница» или черница поневоле полностью

Царь все чаще и чаще стал раздумывать о дочери. Ксения входит в лета, приспела пора ее замуж выдавать, и в оном деле основную роль сыграют дела зарубежные. В делах с Литвой и Швецией Борис всеми мерами старался возвысить достоинство России, пользуясь благоприятным временем. Польский король Сигизмунд, будучи и королем Швеции, воевал с ее правителем, своим дядей, герцогом Карлом, и склонил вельможных панов к участию в этом междоусобии, уступив им Ливонию. В таких удобных для Московского царства обстоятельствах Литва домогалась прочного мира, а Швеция союза с Россией. Борис же, изъявляя готовность к тому и другому, помыслил вернуть у них бывшие русские города, кои Россия уступила в тяжелой Ливонской войне.

Еще три недели назад Борис Федорович дал тайное поручение дьяку Посольского приказа Афанасию Власьеву:

— Тебе, Афанасий Иванович, надлежит отправиться в Германию и разыскать там сына свергнутого свейского короля Эдуарда Четвертого, Густава. Изведай о нем: во здравии ли пребывает и в здравом ли уме, помышляет ли о большой власти или доволен своим шатким положением, а когда уразумеешь, что сей принц здоров и честолюбив, пригласи его в Москву. Сторожко намекни на княжение в Ливонии и на единственную дочь мою Ксению. Как всегда надеюсь на твой схватчивый ум, Афанасий.

Дьяку Власьеву не впервой отлучаться в Германию. Еще в 1595 году он ездил в посольстве думного дворянина Вельяминова к императору Рудольфу II, хлопотавшему о привлечении московского царя к участию в войне против турок. После того Власьев получил в свое ведение Посольский приказ. В 1599 году он опять ездил к немецкому императору уже в качестве посланника.

На сей раз Афанасий Власьев отбыл в Германию с небольшим посольством, ибо Густав не царь и не король, и все же сей принц, если все удастся, может стать заметной фигурой в Неметчине. Женившись на Ксении, он заполучит Ливонское королевство, кое будет под рукой московского государя, что упрочит союз Руси со Швецией и тем самым охладит пыл Польши, давно покушавшей на порубежные земли Московии… Ксения станет королевой. Именно королевой! Ее судьба будет совсем другой, чем судьба ее двоюродной сестры Марии Семеновны Годуновой. Сродник Семен Никитич Годунов надеялся более выгодно женить свою дочь, помышляя о датском принце. Но царь не желал возвышения тщеславного родича, и Мария Семеновна отправилась в южное Поволжье, замуж за казанского воеводу.

Не восхотел Борис Федорович и возвышения неудобной наследницы из рода Рюриковичей, двоюродной племянницы Ивана Грозного, Марии Владимировны Старицкой, ставшей ливонской королевой. Когда муж ее умер, к высокородной тридцатипятилетней вдове, жившей в городе Либаве, стали свататься известные женихи из Габсбурского дома, что пришлось не по нутру Борису Федоровичу.

К Марии Владимировне поехали послы с богатыми дарами и предложением воротиться на родину. Стосковавшаяся по Москве Мария Старицкая согласилась. Однако по возвращении у нее тут же все отобрали, а саму отправили в монастырь. Борис Федорович не мог мириться с Рюриковичами. На Руси должна возродиться и процветать новая династия Годуновых.

На другой день после отправки посольства к свейскому принцу Густаву, царь вновь пригласил к себе верховую боярыню. Разговор был с глазу на глаз.

— Ты сказывала мне, боярыня, о грезах Ксении. Пора осуществить ее мечтания, но сделать сие надлежит тайно, дабы ни один недоброхот мой не изведал. А у меня их на Москве, как шелудивых собак.

— Но, великий государь…

— Зело разумею тебя, боярыня. Не так-то просто сие сотворить. Скажем, что Ксения отправляется на богомолье в Троицкую обитель, а сами увезем ее в укромное место недели на две, где она может и по рощам походить и к коню приобщиться. Так, как это умеют делать заморские принцессы.

— И далече ли сие укромное место, великий государь?

— Ищут мои доверенные люди. Хотелось бы, чтоб там оказалось жилище и чудная живительная природа, а за яствами дело не встанет.

Мария Федоровна слегка призадумалась, а затем решилась:

— Прости, великий государь, но есть у меня на примете такое дивное место. Серебрянкой называется.

— Серебрянкой? Доброе название… Поведай, боярыня.

— То мой дальний лесной починок. Живет в нем мужик Демша на вольном оброке.

— Как это на «вольном?»

— Два года назад он спас от лихих людей дьяка Афанасия Ивановича Власьева и получил от меня отпускную грамоту. Но небольшой оброк он до сих пор платит, как в благодарность за отпускную грамоту, а мог бы и вовсе не платить.

— Странный мужик твой, Демша… Надежен ли?

— Зело надежен, великий государь. Нравом добрый и силы непомерной. Целая ватага разбойных людей его напугалась.

— Припоминаю, боярыня. Рассказывал мне о нем дьяк Афанасий. Повелел сыскать татей… Кто укажет твою Серебрянку, боярыня?

— Если будет на то твоя царская воля, то путь укажет мой сын Василий. Бывал он в Серебрянке.

— Василий? Рында мой?.. Кажись, из славных молодцов. Сколь ему?

— Семнадцатый годок, великий государь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза