«Великая грешница» или черница поневоле

— Ну что ж, пусть едет. А вкупе с ним своего дворецкого отряжу. Коль Серебрянка придется ему по нраву, там и Ксении быть.

Русский угасший дворянский род Годуновых, происходил, по сказаниям древних родословцев, от мурзы Чета, выехавшего из Орды в Москву, принявшего крещение с именем Захария и воздвигнувшего в Костроме Ипатьевский монастырь. Впервые фамилия Годуновых встречается в Разрядах в 1515 году, в лице воеводы Василия Григорьевича Годунова. После воцарения Бориса Федоровича среди Годуновых у власти пребывали один боярин и дворецкий, два конюших, четверо бояр, семь окольничих, два думных дьяка и один кравчий.

Дворецкий и боярин Григорий Васильевич Годунов, довольно образованный человек, ведал также и Дворцовым приказом, являясь ближним человеком государя. Был он, в отличие от Бориса Федоровича, малого роста и рыжеват, имел острые прищурые глаза и высокий лоб с большими залысинами.

Единственный из сородичей, дворецкий Григорий Годунов был посвящен в тайные планы царя Бориса и, как приверженец расширения связей с Западной Европой, считал их вполне оправданными. Довольно жить Руси старозаветными патриархальными устоями, довольно ей пребывать в дремотном состоянии.

Совсем недавно государь всколыхнул всю боярскую Москву, решив возвести в Белом городе «гимнасион», в коей бы наиболее способные дети бояр и дворян обучались иноземными учителями. Но сему благому намерению воспрепятствовало духовенство, полагая, что иноверцы «втемяшат» в головы учеников дурные наклонности, нарушат чистоту православия. Даже патриарх Иов, «собинный» друг государя, твердо встал на сторону московского духовенства.

Тогда Борис Федорович избрал другой путь. Он отправил учиться в Любек, Англию, Францию и Австрию два десятка юношей, «для науки разных языков и обучения грамоте», что было невиданным шагом для Руси. Опричь того, Борис Федорович позвал из Любека на царскую службу врачей, рудознатцев, суконщиков и других разных мастеров. Приезжавших в Москву немцев из Ливонии и Германии царь принимал весьма радушно, назначал им хорошее жалованье и награждал поместьями. Иностранные купцы пользовались особым покровительством Бориса. Ради поощрения торговли с Западом царь осыпал щедрыми милостями немецких купцов, некогда переселенных на Русь из завоеванных ливонских городов, разрешил им свободно передвигаться как внутри Московии, так и за ее пределами. Сии ливонцы принесли присягу на верность царю. Из тех же ливонских немцев был учрежден особый отряд царской гвардии — телохранителей.

При Дворе Годунова состояло шесть чужеземных медиков, получавших большое вознаграждение. Борис Федорович подолгу расспрашивал их о европейских порядках и обычаях. Новый царь зашел столь далеко в нарушении традиций, что учредил из наемников-немцев отряд телохранителей. Немцам дозволено было открыть в Немецкой слободе лютеранскую кирху в Кукуях. Некоторые из сановников Двора, желая подражать по внешности иностранцам, стали брить бороды. Однако пристрастие Бориса к иноземцам возбуждало неудовольствие в стольном граде. По Москве испускались недобрые слухи. И шли они из хором бояр, недовольных восшествием «худородного» Годунова на престол. Но царь, слава Богу, не склонен был отступаться от своих новин. Вот и ныне его задумка с Ксенией тесно связана с Западной Европой. У Бориса Федоровича давно созрела мысль о присоединении Ливонии, дабы, имея гавани при Балтийском море, вступить в сношения с народами Европы. Открытая вражда между Польшей и Швецией давала возможность осуществить эту мечту, приняв сторону одного из враждующих государств. И ее воплощение — свейский принц Густав, за коим отправился Афанасий Власьев.

Глава 11 СЕРЕБРЯНКА

Демша рубил устаревшие сосны. Хватит, покрасовались, отжили свой век, а ныне приспела пора отдать человеку последний долг: согреть его жилище теплом. Зима на дровишки прожорлива, да и летом печь на огонь охотлива. Правда, когда жил один, дров уходило гораздо меньше. Здоровому мужику — не дряхлому старику — кости на печи греть не надо, да и некогда отлеживаться: дел видимо-невидимо, мужичью работу никогда не переделаешь.

Демша валил сосну топором, обрубал сучья, ошкуривал потрескавшуюся, поросшую мхом кору, а само дерево пилил лучком. Затем укладывал лесины на телегу и увозил к повети избы. Там уже распиливал лесины на чурбаки, кои раскалывал на плахи и поленья. Под поветью же выкладывал и поленицу.

Колка дров — одна из любимых работ. Тут не только сила, но и сноровка потребна. Бывает, такой суковатый чурбак попадется, что не ведаешь с какого боку к нему подступиться. Но Демша приноравливался к любому матерому чурбаку, коего и увесистым колуном не возьмешь, если не вобьешь в него клин. Но до этого у Демши дело не доходило: супротив медвежьей силы ни один чурбак не выстаивал. И что другому мужику работы хватило бы на неделю, Демша в один день управлялся, и, казалось, никогда не ощущал устали.