Они остановились у дома на Фрунзенской набережной.
– Как только Полосатик закончит в Звенигороде, я за вами опять заеду, Катя, и мы…
– Нет, Гек. Вам в Серебряный Бор еще по пробкам добираться и потом снова обратно, а вы третьи сутки не спали. Я-то уснула в машине, а вы нет. – Катя глядела на него. – Мы уже у моего дома. Позавтракаем или… пообедаем у меня. Отдохнем, отмоемся. Идемте.
– Спасибо за приглашение… Я грязный весь. – Гектор указал на свою голубую рубашку в полоску всю в пыли.
– Конечно, внедорожник Резинова остановили, сумели. Он бы ее задавил, если бы не вы, не ваша сила, отвага.
– Я только пытался задержать… тачка здоровая… «Форд» по инерции потом уже шел. Это вы Тюльпанову из-под колес вытащили. А то бы «Форд» ей точно ноги переехал, я бы не смог ей помочь. – Гектор, выходя из машины, достал из армейского баула упаковки с бинтами и пластырем, неловко завернул все в футболку цвета хаки, забрал пиджак.
Катя видела, что он взволнован до крайности. В лифте она делала вид, что ищет в своем шопере ключи, чувствовала на себе его взгляд. Распахнула дверь квартиры.
– Заходите, Гек. Будьте как дома.
Он пропустил ее вперед, зашел следом за ней.
– Сейчас балкон открою… Или кондиционеры включить? Душно?
– Нет… Не надо кондиционер. Здесь замечательно… у вас… Катенька…
– Вон там ванная, душ… Так, полотенце вам надо… Вот, пожалуйста. – Катя из комода в прихожей выхватила большое серое банное полотенце. – Я руки на кухне вымою. И едой займусь. А в душ потом… после…
Неловко прижимая к груди сверток из бинтов и футболки, он зашел в ванную. Катя метнулась на кухню и…
Она обнаружила, что стоит перед открытым холодильником. Сердце в груди ее колотилось. В ванной шумел душ. Катя сунула руки под струю холодной воды в кухонной раковине и приложила тыльную сторону ладони ко лбу. Прохлада… Жар… Жар… Холодно… Горячо…
Гектор разделся в ванной, снял бинты, хирургический пластырь, включил воду. Глянул на себя в зеркало. Взял с полки Катину махровую резинку для волос, вдохнул аромат, закрыл глаза… Он коснулся резинки губами… Включил горячий душ. Ванная наполнилась паром.
Стоял под обжигающими ледяными струями, сколько хватило сил, чтобы унять жар внутри…
Катя из кухни увидела, как Гектор вышел из ванной – обнаженный, на бедрах намотано серое полотенце. Его накачанное тело – копия античной статуи. Рельефная мускулатура, широкие плечи, могучий торс воина, мужчины. Катя видела его полуголым и в лесу перед спаррингом, и еще раньше, когда они с Вилли Ригелем устраивали состязания в Серебряном Бору, у Гектора дома, но сейчас его облик, его мужская стать и красота восхитили и поразили ее несказанно и лишь усилили смятение…
– Катя, можно попросить щетку – брюки отчистить от грязи?
– Да, конечно, сейчас! – Она пошла в прихожую, достала щетку и вручила ему.
Он снова скрылся в ванной. Она вернулась на кухню. Сливки из холодильника… омлет смешать в миске… хлеб… масло… клубничный джем… сердце бьется, как сумасшедшее…
В ванной Гектор отчистил щеткой брюки. Налепил свежий пластырь и туго забинтовался. После операции он пока не мог пользоваться нижним бельем и надел брюки, как носил в командировках, на манер спецназа. Натянул футболку. Грязные бинты и пластырь он завернул в свою рубашку, забрал скомканный сверток. Глубоко вздохнул всей грудью… Выходи. Держи себя в руках… Не смей пугать ее…
– Гек, переверните омлет, пока я в душе. – Катя встретила его улыбкой. – Вот лопаточка, командуйте на кухне. Кофе сейчас сварится… Вы босой…
Он послушно взял лопаточку для омлета. Из свертка с рубашкой на пол посыпались грязные бинты и пластырь. Он залился краской, хотел поднять… Но Катя опередила его, нагнулась, сама собрала его бинты.
– Не надо в рубашку… зачем… они вам ее испачкают… Я сейчас все сама выброшу. Гек… Вам воды дать? Попить?
– Нагноение небольшое. Инфекция попала… Поэтому так долго на перевязке я. Катя… милая… спасибо…
– Все будет хорошо, Гек, все заживет.
В ванной зеркало запотело от пара – может, и к лучшему. Катя сейчас не хотела видеть выражение своего взволнованного лица. Пахло ветивером и полынью – он мылся ее шампунем…
Когда она, переодевшись в чистую белую рубашку и льняные брюки, наконец выползла из душа, с кухни дохнуло чадом.