– Омлет у меня сгорел, – признался Гектор потерянно. – Не кулинарится что-то… сконцентрироваться опять не могу.
– Ничего, сейчас смешаю новый омлет. – Катя улыбалась, смотрела на него так, словно видела впервые.
– Я подумал – счастье какое, мы двадцать четыре часа вместе с вами, не разлучаемся. Все вместе делаем. Все сообща, – говорил он ей взволнованно
– Кофе готов, Гек… Вам черный без сахара? Я хлеб обжарила – тосты с клубничным джемом любите?
– Люблю… Катя… я люблю… тосты.
Она поспешила смешать новый омлет, вылила его на сковородку. Когда она хотела перевернуть его лопаткой, Гектор подошел сзади, забрал тихонько, очень бережно ее руку, сжимавшую ручку сковородки, в свой кулак и… подбросил омлет на сковородке, словно фокусник.
– Когда мы вместе, все лучше выходит, вкуснее, – шепнул он и сразу отпустил ее руку.
Они ели то, что приготовили, пили кофе, разговаривали, смеялись, забыв обо всем, об усталости, тревогах и сомнениях. Катя подумала, что ей, как и ему, хочется, чтобы этот завтрак-обед, этот день вообще не кончался…
– У вас дома так красиво, просторно, столько воздуха, света, книг… так спокойно, – произнес Гектор. – А можно спросить вас?
– Конечно, о чем?
– Кто это такой? – Он нагнулся и с пола под столом достал античный бюст – тот, что стоял на подоконнике в комнате, – принес на кухню, не поленился ведь, пока Катя была в душе!
– Один троянец, – в тон ему ответила Катя. – Шлемоблещущий… шапочку с конским султаном на нем видите? Первый в Трое – защитник, воин и мой любимый герой в «Илиаде».
Их взгляды встретились. Гектор встал. На лице его возникло столь страстное и решительное выражение, что Катя невольно оробела.
Но тут зазвонил его мобильный.
– Гектор Игоревич! – жизнерадостно возвестил из своего далека Полосатик-Блистанов. – Во сколько к Четвергову мы, а? Я здесь, в Звенигороде, через час примерно освобожусь. Ничего мы не нашли, никакой отравы. Ворону я, как вы и приказали, выпустил на волю из клетки. А у меня новость для вас обоих просто обалденная!
– Какая еще у тебя новость? – медленно спросил Гектор.
– Та дрянь, шкурка ящерицы, что вы в шкафу мадам Регины нашли! Мой эксперт решил перепроверить, специалистов-биологов привлек. Оказалось, он ошибся, не водятся такие пресмыкающиеся в наших краях. И это не той ящерицы шкурка, что я из могилки выкопал, а другой совсем. Такие лишь в пустынях обитают – в Египте, в Ливии, в Африке. Она намеренно была мумифицирована при помощи дубильных препаратов. И возраст ее древний – не менее ста лет. А может, и больше.
По дороге в Жаворонки к Стасу Четвергову Катя и Гектор были очень сдержанные, тихие, хранили молчание. Их обоих до краев переполняли переживания, эмоции… А вроде бы ничего не случилось такого. Ну, приехали домой вместе, отмылись каждый в душе, потом приготовили омлет, завтракали, пили кофе, разговаривали…
Но оба чувствовали, что они поднялись на еще более высокий уровень близости и доверия в отношении друг к другу. Катя размышляла об этом, снова ощущая в душе тихую ясную радость. А Гектор, давно уже для себя все решивший, лишь крепко сжимал руль и стискивал зубы, сходя с ума от острой сладкой сердечной боли… Давал сам себе сто тысяч клятв… Глядел на ее профиль на фоне автомобильного окна, за которым проносились поля и веси Подмосковья…
К «дворянскому гнезду» Четвергова в Жаворонках они подъехали в лучах августовского заката почти одновременно с капитаном Блистановым, того высадила патрульная машина Полосатовского отдела и укатила прочь. Четвергов впустил их на территорию своего поместья сразу, как только они позвонили в домофон.
Досье он изучал очень долго – Блистанов вручил ему флешку, куда скачал файлы сканов. И Четвергов читал их на своем ноутбуке. Катя и Гектор рассматривали его коллекцию окаменелостей древних растений. Из домашнего музея открывался вид на мастерскую с токарным станком, там стояли баллоны для сварки. Вдоль стен громоздились ящики и коробки с кусками породы, угля и камней. Четвергов коротко объяснил, что это приобретенная им партия породы из шахт и отвалов, где он станет искать образцы ископаемых растений. Капитан Блистанов в зале разглядывал портрет жены Четвергова и его собственный фотопортрет в андрогинном костюме эпохи берлинских кабаре двадцатых.
– Спасибо, что ознакомили меня с интересными документами, – поблагодарил Четвергов, закрывая ноутбук. – Не сказал бы, что я очень удивился прочитанному, однако кое-что для меня вещи новые. Ну а вы теперь знаете нашу невероятную семейную историю и с официальной стороны, из архивов Большого дома.
– Мегалания Коралли рассказывала вам о событиях той мартовской ночи? – спросил Гектор.