Великая. История Екатерины II

Содержание проекта соответствовало указанной цели: совет, очевидно, должен был придать действиям верховной и в особенности законодательной власти закономерный характер; с этой точки зрения он получал отчасти такое же значение, как и позднейшее установление, известное под тем же наименованием. Екатерина, однако, не решилась на это: ее, по-видимому, смутила мысль генерал-фельдцейхмейстера Вильбуа о том, что «императорский совет слишком приблизит подданного к государю и у подданного может явиться желание поделить власть с государем»; поэтому, встречая опору в партии, враждебной «новому распоряжению в правительстве», императрица вскоре уничтожила силу подписанного ею учредительного акта. Военный совет, образованный несколько позднее (1769 г.), не заменил, конечно, установления, о котором шла речь в проекте Н. Панина: внутренние дела обсуждали в нем преимущественно лишь в связи с военными. Таким образом, хотя Екатерина уже довольно ясно обозначила различие, существующее между высочайшим повелением и законом (1762), однако ей не удалось обособить «закон» от «указа».

Но даже в том случае, если бы проект Н. Панина не потерпел столь печальной участи, все государственные установления должны были, по мнению Екатерины, подчиняться ее верховной власти, а следовательно, оставаться и подзаконными. «Всероссийская империя, – писала она, – …не подвергается иным законам, кроме императорского величества самодержавной и законодательной властью изданным для блага общего и частного». Хотя Екатерина не раз высказывала свои взгляды на происхождение и сущность этой власти, «воспринятой от Всевышнего Бога», «основанной на силе, мудрости и кротости», «нераздельной с законодательной» и поэтому «никому на свете о своих делах ответу не дающей и управляющей своими государствами и землями по своей воле и благомнению»; хотя императрица и провозглашала в Наказе, что в России «всякое другое правление (кроме монархического) не только вредно, но и разорительно» и что, следовательно, здесь государь «источник всякия государственныя и гражданския власти», а слава граждан, государства и самодержавного государя – «намерение и конец» его правления, однако она не разработала всех этих идей в основных законах империи. Правда, в бумагах Екатерины сохранились отрывочные заметки, писанные ею, может быть, в виду такой цели, но она ими не воспользовалась для издания какого-либо общего положения. Даже вопрос о престолонаследии, несмотря на просьбы некоторых лиц, подвергся той же участи. Впрочем, проект манифеста о майоратном единонаследовании престолом по мужской линии (в нисходящем порядке), а за пресечением ее и по женской, составленный императрицей, доказывает, что она сознавала необходимость восполнить по крайней мере этот пробел в основных законах империи. Судя по проекту, такое наследование становилось доступным лишь лицам греко-российского закона, женатым или состоявшим замужем за лицами того же вероисповедания. «От наследия самодержавством и короной всероссийской отрешались также тот или та, кому досталась корона иной державы». Но и этот проект, установлявший законный способ перехода верховной власти в нисходящее потомство Екатерины, не дождался обнародования.

Таким образом, в области основных законов империи Екатерина всего менее успела содействовать водворению того закономерного порядка, над установлением которого в государстве она трудилась в течение многолетнего своего царствования. Новый порядок продолжал зависеть от довольно случайного совпадения личных вкусов государыни с общими интересами государства, подчиненного ее самодержавной власти.

В проведении всех этих реформ Екатерине, однако, немало мешали затруднения, встречаемые ею на пути с самого восшествия ее на престол, а также обстоятельства, все более и более нарушавшие естественное течение преобразований. Для беспристрастной оценки деятельности императрицы нельзя не сказать о них несколько слов.