Великая. История «железной» Маргарет

Споры о профсоюзах оставались связанными с политикой в отношении доходов. Осуществляемая правительством политика доходов, казалось, все сильнее слабела. Британский союз тред-юнионов убеждал своих членов не требовать более одной прибавки заработной платы в течение двенадцати месяцев. Канцлер казначейства просил, чтобы рост оплаты труда был ниже 10 % (что, как и раньше, подкреплялось угрозой санкций против работодателей, плативших больше). Но все трудности по согласованию политики доходов с профсоюзами, с которыми сталкивалось правительство, бледнели по сравнению с нашими. К несчастью, мы были обязаны создать документ по экономической политике, включая политику доходов, до начала партийной конференции 1977 г. Д. Хауэлл, способный журналист и убежденный монетарист, а также представитель теневого кабинета, был главным автором чернового проекта. А Дж. Хау к этому моменту был совершенно уверен в достоинствах западногерманского стиля «согласованных действий» в рамках некоего рода экономического форума.

Я предвидела грядущие сложности и выразила свои опасения по поводу всего этого. Джеффри попытался убедить меня в достоинствах системы, послав мне доклад о том, как ее осуществили немцы, но я написала ему в ответ: «Этот доклад еще сильнее пугает меня. Мы должны избегать этого ужасного жаргона. Также нам нужно признать, что немецкая говорильня работает, потому что состоит из немцев».

Работа над документом продолжалась, но скорее среди представителей теневого кабинета по экономике, нежели среди теневых министров. В отличие от вопроса о «Грунвик» и «закрытых предприятиях» Кит, разделявший мои дурные предчувствия по поводу «форума», был готов к компромиссу больше, чем я. В конце концов, документ появился за подписью Кита, Джеффри, Джима Прайера, Дэвида Хауэлла и Ангуса Мода.

Так что мы более или менее успешно подготовились к представлению нашей политики на партийной конференции 1977 г. в Блэкпуле. Внешне Блэкпульская конференция прошла успешно. Коллеги в целом придерживались согласованной линии по спорным вопросам. Неудобных расхождений во мнении избегали. Такого же рода настроение преобладало и в моей речи. Она содержала много хороших идей, но в основном концентрировалась на бесшабашной критике лейбористов, ей не хватало позитива. Хотя непосредственный прием был хорошим, вскоре стало ясно, что многие политические вопросы мы не осветили. Мои предчувствия себя оправдали. Мы подошли к конференции, на несколько пунктов опережая лейбористов по опросам общественного мнения, а закончили его ноздря в ноздрю.

В любом случае в январе 1978 г. все сосредоточилось на тех сложных вопросах, которые ведущие фигуры партии считали необходимым избегать. Джеффри Хау, выступая в Суиндоне, произнес острую речь, в которой критиковал роль профсоюзов в Британии, и был встречен шквалом оскорблений со стороны профсоюзных лидеров и плохо скрытым раздражением со стороны некоторых коллег. Я согласилась с Джеффри и защищала его перед публикой. Но я отговорила его от выступления со второй подобной речью, сделав пометку на черновике: «Джеффри, это не твоя тема. Зачем продолжать? Пресса тебя за это распнет».

Довольно странно, но лишь несколько дней спустя я сама была встречена такой же острой критикой. Я решила использовать выступление на конференции шотландских промышленников в Глазго, чтобы вырваться из ограничений и помрачения сознания, к которым, как мне казалось, нас привела наша политика доходов. Я сказала: «Отказ правительства от вмешательства в ценообразование и сферу прибылей в частном секторе, которые хотим видеть и мы, и вы, неизбежно ведет к отказу правительства от вмешательства в переговоры о заработной плате. Не может быть избирательного возвращения к личной ответственности».

Среди прочих меня критиковал «Экономист» под робким заголовком «Миссис Тэтчер ведет тори в опасные воды». Вскоре мне предстояло еще глубже оскорбить партийных политических мудрецов.

С той поры как Инок Пауэлл произнес речь в Бирмингеме в апреле 1968 г., среди правоцентристских политиков считалось признаком цивилизованности и благородства избегать вопросов об иммиграции и расовых отношениях, а если это было неизбежно, то использовать термины, заимствованные у левых, облагораживая «мультикультурную», «мультирасовую» природу современного британского общества. Этот подход лакировал реальные проблемы, причиной которых иммиграция иногда становилась, и отмахивался от тревоги тех, кого немедленно называли «расистом». Я не была согласна с этим примириться. Мне это казалось одновременно нечестным и снобским.