Если денежная масса растет слишком быстрыми темпами, цены на необмениваемые внутренние товары будут расти соответственно, и сильный фунт это не предотвратит. Но взаимодействие сильного фунта и свободной денежной массы вызывает депрессию в экспортном секторе и перетекание ресурсов в дома, рестораны и т. п. Баланс торговли в таком случае все больше будет склоняться в сторону дефицита, который придется компенсировать иностранными займами. Тогда либо курс обмена должен быть снижен, либо рост денежной массы должен быть остановлен, либо и то и другое.
Результаты этого принципиально важны. Можно выбрать сдерживание курса обмена на определенном уровне, используя любую подходящую денежно-кредитную политику для сохранения этого уровня. Либо можно установить конкретный показатель денежной массы, позволив рыночным силам определять курс обмена. Таким образом, невозможно одновременно контролировать и курс обмена, и денежно-кредитную политику.
Однако на свободный курс обмена существенное влияние оказывает денежно-кредитная политика. Причина проста. Если в обращение попадает значительно больший объем фунтов, цена фунта стремится вниз, так же, как избыточный урожай клубники понижает цену на нее. Поэтому снижение курса фунта может означать, что денежно-кредитная политика была расслаблена. Помимо денежной массы, существует множество факторов, оказывающих влияние на свободный обменный курс. Важнейшим из них являются международные потоки капитала.
Единственный эффективный способ контроля над инфляцией состоит в использовании процентных ставок для управления денежной массой. Эти вопросы лежали в самом сердце экономической политики, которая сама лежит в основе демократической политики. Но существует еще более важный вопрос, который был поднят во время спора о том, должны ли мы принимать предложения Европейского сообщества по Экономическому и валютному союзу (EMU). Это был вопрос суверенитета. Участие фунта стерлингов в ERM частично воспринималось как признак того, что мы были «хорошими европейцами». Но он также выглядел как передача контроля над нашей денежно-кредитной политикой Бундесбанку Германии. Вот что имелось в виду, когда люди говорили, что мы завоюем доверие, если «пришвартуемся» к дойчмарке.
Валютный союз подразумевает потерю возможности печатать свою валюту и принятие единой европейской валюты, единого центрального банка и единого набора процентных ставок и означает конец экономической независимости страны и, как следствие, бесполезность ее парламентской демократии. Контроль над экономикой переходит от избранного правительства, отвечающего перед парламентом и электоратом, к неподотчетным наднациональным организациям. В нашем противостоянии EMU мы с Найджелом Лоусоном были едины.
Я назначила Найджела канцлером в 1983 г. В своем первом бюджете (1984) Найджел обозначил различные цели как для узкой, так и для широкой денежной массы. Но на этом этапе МЗ и МО уделялось одинаковое внимание при проведении политики. Другие кредитно-денежные индикаторы, включая обменный курс, также принимались в расчет. Наши критики начали осуждать нашу политику за беспочвенный и произвольный прагматизм.
С января 1985 г. доллар парил в небесах, и давление на фунт было высоким. Я согласилась с Найджелом в том, что наши процентные ставки должны быть повышены. Я также была согласна, что нужно скоординированное международное вмешательство в курс обмена валют для достижения большей стабильности, и я отправила президенту Рейгану письмо по этому поводу. Эта политика была формализована Найджелом в рамках т. н. «Соглашения Плаза» в сентябре. Оглядываясь назад, я думаю, что это было ошибкой. Соглашение Плаза дало министрам финансов ошибочную уверенность в том, что в их власти теперь противостоять рынкам до бесконечности.
Найджел был убежден, что в его понимании контроль над инфляцией требовал принятия финансовой дисциплины, которая могла быть обеспечена либо денежными ориентирами, либо фиксированным обменным курсом. Требовалось также политическое рассмотрение вопроса. Многие члены парламента были сторонниками вступления в валютный союз. Потому что это отвлекло бы внимание от стоимости фунта по отношению к доллару, что было крайне важно на тот момент. Меня не убеждал ни один из этих расчетов, но я согласилась, что следует провести семинар, в котором примут участие казначейство, Английский банк и министерство иностранных дел, чтобы все это обсудить.
Алан Уолтерс не мог посетить семинар и изложил мне свои взгляды в отдельном порядке. Он оказал влияние на ключевой вопрос: снизит ли членство в валютном союзе спекулятивное давление на фунт? В действительности оно, возможно, его усугубит. На самом семинаре Найджел повторил свой аргумент в пользу вступления. Возможно, самым важным было вмешательство Джеффри Хау, который считал, что нам следует искать подходящей возможности для вступления. Я согласилась с тем, что казначейство и Английский банк должны обдумать, как это сделать, и встреча закончилась достаточно дружелюбно.