Великая. История «железной» Маргарет

Летом 1985 г. меня начинали волновать перспективы инфляции. Цены на недвижимость росли, что всегда является опасным предзнаменованием. «Гора счетов» тоже вызывала волнения – не потому, что она как-то свидетельствовала об инфляции. Скорее, поскольку мы решили выступить против политики чрезмерного финансирования еще в 1981 г., тот факт, что она была возобновлена в таком масштабе без санкций, не прибавляла моей уверенности в том, как проводилась политика в целом. Даже сейчас неясно, были ли мои опасения оправданны. Разумеется, я не думаю, что кредитно-денежная политика 1985 или 1986 года была основной причиной проблем, с которыми мне пришлось столкнуться позднее.

Найджел теперь вернулся к вопросу ERM. Я согласилась провести очередной семинар в конце сентября, хотя теперь, как никогда ранее, осознавала недостатки ERM. Я не видела особого смысла в том, чтобы британская кредитно-денежная политика определялась в основном Бундесбанком. Я была скептически настроена по отношению к тому, сможет ли промышленное лобби, которое активно убеждало нас вступить в ERM, сохранить свой энтузиазм, когда они осознают, что это делает их товары неконкурентоспособными.

С учетом опыта последних пяти лет было понятно, что фунт не следовал за остальными европейскими валютами. В 1980 г. фунт поднялся на 20 % по отношению к единице европейской валюты (ECU). В 1981 г. он упал на 15 %. В 1982 г. произошло то же самое. В 1983 г. он поднялся на 10 %. В 1984-м он был стабилен. Но в 1985 г. он вырос больше, чем на 10 %. Для того, чтобы контролировать подобное движение, нам пришлось бы переключиться на огромные объемы международных резервов и на жесткую политику в области процентных ставок. В этих фактах не было ничего секретного. Но нет ничего более упрямого, чем модный консенсус. И ничто так не оказывает влияние на комитеты Кабинета. У меня не было поддержки на семинаре в сентябре.

Мои аргументы не смогли поколебать Найджела и Джеффри. Не было смысла продолжать дискуссию. До 1987 г., когда Найджел сделал курс обмена валют смыслом политики, не было принципиальной разницы между нами. Мы оба одинаково противились инфляции, но для меня лейтмотивом был тот факт, что, хотя мне импонировали его налоговые реформы, он не добился дальнейшего прогресса в снижении базовой инфляции. Но у нас были разные точки отсчета. Я всегда была более чувствительна к политическим последствиям роста процентных ставок, чем Найджел. Я также остро осознавала, что процентные ставки значат для людей с ипотекой, чьи перспективы на будущее, и даже жизни, могут быть разрушены в один день возросшими процентными ставками. Моя экономическая политика также была нацелена на то, чтобы быть социальной. Поэтому интересы владельцев домов не должны были упускаться из виду.

Реально высокие процентные ставки{ Во всем этом всегда важно различать номинальные и действительные процентные ставки. Высокие денежные процентные ставки являются преимущественно последствием ожидания высокой инфляции на рынке. Если ожидается высокая инфляция, например, в 10 %, тогда, даже если игнорировать налоги, процентная ставка в 10 % нужна только для того, чтобы компенсировать инфляционную эрозию семейных сбережений. В реальности именно действительная процентная ставка – избыточный процент над уровнем ожидаемой инфляции – влияет на бережливость и вклады семей и предприятий. (Прим. автора)} действительно выгодны. Но они отбивают охоту к риску и самосовершенствованию. В долгосрочной перспективе они источник скорее стагнации, нежели предприимчивости. По этим причинам я опасалась увеличивать процентные ставки без необходимости. Еще одной причиной быть осторожнее была сложность точной оценки того, какой на самом деле была кредитно-денежная и финансовая ситуация. Поэтому на совещаниях с Найджелом, банком и чиновниками казначейства по вопросу о дальнейших действиях я подвергала участников перекрестному допросу, высказывала свое мнение, а затем, когда я была уверена, что все факторы были учтены, соглашалась с тем, чего хотел Найджел. Были исключения. Но их было мало.

С марта 1987 г. Найджел начал проводить новую политику, отличную от той, которую утвердил Кабинет и публично проводило правительство. В феврале Найджел и остальные финансовые министры договорились о вмешательстве для стабилизации курса доллара по отношению к дойчмарке и йене на основании «Луврского соглашения», принятого в Париже. Я получила доклады о степени вмешательства, которое для этого требовалось, и меня это обеспокоило.